Я же рассказывал, как ел атолу на мазаре Хазрати Бурха, когда мы перетирали в казане муку, подливая туда понемногу воды. В это блюдо не полагается добавлять ни масла, ни приправ. Хорошо, если есть соль. И это — настоящая национальная похлебка. Скуднее и аскетичнее трудно себе что-то представить — разве что мох с валунов, которым питались подвижники в египетской пустыне. Если на этот уровень не выходить, то атола — самое аскетичное.
В своих блужданиях и встречах я постоянно упражнял таджикский язык, который интенсивно учил.
Недалеко от Зеленого Базара был «Олами китобо», «Книжный мир», куда я постоянно заходил. Парадный магазин, где ничего особо интересного не было. Но тем не менее у меня начинала складываться первая таджикская библиотека. Я её штудировал. Я прислушивался к уличным говорам, наречиям, к тому, как, например, просят передать деньги в троллейбусе, или как компостируют билеты, учил разговорные выражения. Всё это впитывал. По прошествии времени я начал уже замечать новые фразы, идиомы, появлявшиеся в речи.
Так, изучая язык, я встретился с людьми, которые мною заинтересовались. Они увидели, что перед ними приезжий, из Москвы, но при этом мусульманин, с акцентом говорящий по-таджикски, интересующийся им. Я не походил на других русскоязычных, появлявшихся в таджикском пространстве.
И они сказали, что мне необходимо встретиться в горах, в долине Вахиё, с большим шейхом Накшбандия Эшони Халифа. Эшони Халифа это не имя, а титул, но все звали его только так. Эшон — это «они» на таджикском фарси, и это обращение адресуется только духовным учителям, о которых говорят «они». Причем это «они» превратилось в самостоятельный титул. Эшонами называют орденских мэтров, мастеров Накшбандийя.
Я с детства знал это слово из советской пропаганды, из атеистических брошюрок, с ненавистью утверждавших, что вот-де «таджики — тёмный народ, который подчиняется своим эшонам». Потом я узнал, что «эшон» в переводе значит «они», — как, допустим, раньше в России говорили простые люди о барине «они не велели принимать». А «халифа» — помимо того, что это просто «халиф», «наместник», оно ещё означает «учитель». В медресе в начальных классах «халифа» — это «учитель». Сочетание «Эшони Халифа» было титулом исключительно этого шейха. Его отец был шейхом, и его дед был шейхом. И нить эта шла довольно далеко. Причем прапрадед его уходил в Пакистан, дед возвратился в Таджикистан ещё до революции. Заметный род с большими, в том числе и зарубежными, связями.
Люди, которых я встретил, сказали, что мне нужно отправиться туда.
Путь в те места лежал мимо Сангвори Було, но дальше, не переходя на ту сторону через речку Киргизоб, а по той же стороне, что вела от Сангвори Було. По горной тропе нужно было продолжать путь пока не выйдешь на кишлаки Арзынг, Рог, Пашимгар.
В Пашимгаре была ставка. Это очень далекое место в глубине долины Вахиё. Оттуда уже переход на Ванч. А Ванч был уже закрытой территорией, куда без печати погранцов официально никак попасть было нельзя, только явочным путём. Но Пашимгар был ещё на доступной стадии. Я это намотал на ус.
Тем временем — это уже было следующее лето после Петросяна — из своего замечательного Кургана появился Каландар. Лучше он за это время не становился, он «прогрессировал». Дело в том, что когда я с ним познакомился, он бросил пить и курить, у него была исключительно вегетарианская диета. И очень напрягал тех таджиков, к которым мы вместе попадали в гости.
Гостям же что предлагают: шурпу, манты или что-то в этом роде. А когда человек начинает объяснять, что он ничего не ест… Тем более он объяснял это таким образом, что его воспринимали как тяжело больного. Он говорил: «Я не ем ничего, что ходит, летает, ползает», — и на него смотрели, печально покачивая головой в недоумении. Мне это тоже не было приятно, потому что это бросало тень на меня.
В общем он ничего не пил и не ел, и от воздержания его всё время колбасило.
Я успел застать его картины в духе дегенерировавшего псевдо-Рериха, но без фигур, без гуру, без летающих персонажей. Просто скалы с тенями, образующими какие-то физиономии. Потом я понял, что он имеет ввиду, потому что этого в горах очень много. Ты постоянно ходишь среди демонических ликов, проступающих в светотенях на камнях, на снегах.
