Я разрабатывал этот эзотерический путь посвящения, и в «Ориентации — Север» он, в принципе, прописан. Но там это не сказано явно, книжка действует подразумеваниями.
На этих нескольких подразумеваниях стоят все тысяча восемьсот тезисов. Не все они хороши стилистически. Некоторые, может быть, слишком громоздки, некоторые искусственно делятся надвое. Есть один тезис, но чтобы выдержать графический и математический ритм, его приходилось делить надвое и менять чуть-чуть синтаксис. Шла такая работа.
В «Ориентации» я изложил суть моей метафизики в том виде, как она отложилась на тот момент во внутреннем восстании против всех тех систем, с которыми я имел дело в течение своей жизни: против немецкой классической философии, против школы традиционализма в лице Генона. Против имманентизма, пантеизма, космизма, против целостного классического мировоззрения, составляющего сущность европейской мысли от Сократа до наших дней во всех её версиях и приложениях.
Конечно, на тот момент в книге было много экзистенциально субъективистского. Например, такие темы, как «Ярость», — то есть какие-то моменты, связанные с состояниями существа.
Но главные темы — есть Абсолют, и он ложный, и есть финальное Мнение всего обо всем, и это мнение ничего не стоит.
Абсолюту противостоит Иное, выражающееся в том, что оно не является сущим, оно не причастно сущему, оно таково, что, с точки зрения сущего, его абсолютно нет. И именно это является модусом его утвердительности, его безусловности, его сверхценности.
За неким универсальным вселенским Мнением, или Описанием, не стоит никакой безусловной независимой утвердительности и никакой истины, никакой подлинности. Это есть не более чем мнение. Универсальное «соборное» мнение, сумма всех мнений, Мнение всего обо всем, всего о самом себе, которое следует взорвать: это мнение ничего не стоит.
Мой близкий в последующие годы друг Ахмад-кади Ахтаев[202], амир Исламской партии возрождения, которому я дал почитать эту книгу, сказал, что это совершенно мусульманская книга, написанная немусульманским языком.
Забавно, что такие персонажи, как Силантьев, очень любят обращать внимание на такие главы как «Фаллос», «Вагина», и полагают, что это скандал, это оплеуха, вызов всем нормам этическим… Эти люди просто не знают, что в фикхе есть гораздо более «нелицеприятные», с точки зрения пуританского «чувства приличия», детальные описания, касающиеся полового акта, потому что там всё имеет правовой характер, и физиология полового акта описана в деталях. Так что мусульманина, знакомого с шариатом, выросшего в исламском правовом пространстве, физиологические моменты не могут шокировать.
Ахтаев даже не заметил, что в моей книге что-то такое есть. Это деталь, говорящая о некой несовместимости ментальных установок у так называемых «исламоведов» и у реальных мусульман. Конечно, есть мусульмане, ничего не знающие об исламе, но воспитаны под покровительством христианской матрицы с её чувством греха, чувствами «приличия», и, возможно, для них тут существуют какие-то проблемы. Но когда я познакомился с корпусом шариатского права, на некоторых главах мне икалось. Да, есть там от чего покраснеть матёрому, «испытанному в боях» мужчине. Но такая религия, как ислам, не имеет чувства стыда. В этом отношении она подобна медицине.
Суммируя, как я сейчас вижу, «Ориентация — Север» явилась моим разрывом с генонизмом и Гегелем. Номинально я порвал с ними в 1968 году, но реально это произошло через 11 лет в 1979.
«Ориентация — Север» была манифестом выхода из постмодернизма.
Почему она так сильно действует на людей, что её помнят до сих пор? Дугин верит, что вся моя идея и всё мое мировоззрения до сих пор без единой добавочки укладывается в главу «Абсолют» «Ориентации Север». Когда говорят, что вот есть «джемалевская доктрина метафизики», он отвечает:
— Да, да, я помню, глава «Абсолют», я читал.
Многие даже не знают, что я делал что-то, кроме этого, многие думают, что моя жизнь — только я и «Ориентация — Север». А дело в том, что она действует подразумеваниями, а не дискурсивным раскрытием.
