Это была финальная точка в нашем разговоре, после которой я понял, что дальнейшее наше общение не имеет никакого смысла. Я что-то пробубнил, и через какое-то время мой отец вежливо ушел. Не знаю, что он вынес из нашего разговора, из моей реакции на его предложения. Но после его визита я почувствовал чудовищную депрессию.
Если у меня и была когда-то депрессия, то именно тогда. Рядом со мной не было никого.
Мамлеев находился в Штатах, и я его уже считал наполовину умершим и видел во снах. Он превращался в полумифическую фигурой.
С Головиным на тот момент мы уже разошлись из-за Лены.
Не было тех, кто возник чуть позднее. Я был совершенно один, и в какой-то момент даже мысли о самоубийстве посетили меня.
В этот момент ко мне заходит Володя Степанов. Это был, по-моему, сентябрь или ранний октябрь…
Заходит Степанов, а я вообще весь чёрный с лица. Он меня спрашивает:
— Что такое?
А он был очень чувствительный, эмпатичный. И я ему всё рассказал. Рассказал про встречу с отцом. Он постарался какими-то ироническими фразами поднять мне настроение.
И вдруг говорит:
— Знаешь, против этого есть единственный способ: нужно встать и просто идти куда глаза глядят. Если я тебя позову — пойдешь?
— Да, пойду.
— Ну тогда собирайся. Прямо сейчас и пойдем. У меня уже и билет есть, я еду. Ты поедешь со мной?
— Да, а куда?
— Это неважно. Ты же уже согласился. Вставай и идём.
Мне в моём тяжелом состоянии было всё равно, и я совершенно спокойно согласился. Других вариантов не было. Встали и поехали.
Приехал на Ленинградский вокзал. Он на свои деньги купил мне билет: я тогда был на мели. Сели в сидячий вагон. Он шутил, шутил. По-моему, он сказал «Алитет уходит в горы»[191] — применительно ко мне. Провиденциальная фраза.
Приехали мы в Санкт-Петербург, тогда еще Ленинград. «Мой черный ход из этой хаты» — аллюзия на тот день.
Приехали мы затемно. Я не спрашиваю, куда мы идем: идём и идём. Приехали без вещей, я в той кожаной куртке, которую мой отец обхаял как грязную.
Степанов говорит мне:
— Ну ладно, в двух словах я тебе опишу, куда мы идём. Тут есть такой круг — он, в общем-то, женский, но женщины там очень серьезные. Они обладают специальными возможностями. Очень непростые женщины, связанные с некоторыми направлениями в магии, хотя здесь, наверное, это слово будет неточным. Там, конечно, есть и мужской элемент, но он вторичен. Но это всё друзья. Мы появимся и будем в кругу друзей.
Мы оказались на Благодатной улице. Поднялись на какой-то этаж по тем временам шикарного кооператива из жёлтого кирпича, позвонили. Нам открыли дверь, и мы оказались в огромной квартире, по советским временам — номенклатурной. Даже неономенклатурной, потому что она была не то что профессорской, где огромные залы перетекают друг друга, и мебель разваливается от старости. Это была пятикомнатная квартира с хорошей планировкой и новенькой мебелью. Открыла нам женщина баскетбольного роста с челкой, абсолютно золотая блондинка с жестким волевым подбородком, прямым носом, спортивной фигурой.
Она нас радостно встретила, мы вошли. Володя говорит:
— Ну, а где Широков?
Она нахмурилась и говорит:
— У своей… Вообще не знаю, что делать. Все же было уже согласовано, мы должны были уезжать в Америку. И тут надо же было ему загулять. Нашёл какую-то бабу и всё срывает.
Сели. Чай пошёл… Я вышел в соседнюю комнату, а там на подстилке лежала женщина мелковатого плана с жиденькими волосами, но, видимо, много о себе понимающая. Потому что когда я поздоровался, она мрачно пробормотала сквозь зубы:
— Не приставай.
Я вернулся опять к чаю.
Спрашиваю:
— Кто это там такой сердитый?
— А это вот Наташа Прокуратова, известная личность.
Я понял, что это она относилась к тем непростым «магическим» женщинам, составлявшим основу кружка. Потом мне Степанов объяснил, что её шёф и покровитель Лев Нусберг[192], руководитель и создатель творческой художественной группы «Движение», уехал в США, взял с собой всех, но оставил только Франсиско Инфанте [193] и вот эту Прокуратову. И вот Сергей Жигалкин, как человек, желающий послужить делу художественной свободы, согласился свою биографию, свою жизнь принести на алтарь поддержки независимого искусства и жениться.