В принципе, если исследовать схемы и культурные паттерны, которые жили в нашей среде, я бы сказал, что это энциклопедия пост-постмодерна. Смысл всего, о чём мы говорим, в том, что в определенное время, в определенном месте имела место предельная концентрация человеческой драмы, диалектики человеческой драмы.
Я для себя в своё время это сформулировал так.
Кризис человека идёт очень давно. Есть три аспекта этого кризиса: кризис человека, кризис разума как кризис описания, и кризис общества.
Кризис человека — наиболее важный и наиболее интересный, потому что человек выстроен на системе безусловного противоречия, внутреннего конфликта. Он является носителем языка, который необходимо содержит в себе финалистские прозрения, финалистские смыслы. Человек обладает некой частицей в себе, которая делает его виртуальным оппозиционером всему сущему. При этом он является куском этого сущего. Не в том смысле, как Достоевский говорит — «Здесь Дьявол с Богом борется», — потому что у человека нет никакого Бога, его «бог» — Бытие, а Бытие на деле и есть Дьявол.
Страшная ложь человека заключается в том, что это внутренние, оппозиционные конфликты одного и того же. Представьте себе воду, которая имеет три агрегатных состояния: лёд, вода и пар. Условно будем считать, что лёд — вещество, материя, пар — дух, а жидкое состояние — диалектическая связь феноменологии, в которой прокручиваются разные состояния. Но все это одно и тоже. Человек не может вырваться за пределы этого треугольника, потому что если он обращается к духу, то он по необходимости обращается к третьему агрегатному состоянию — условно говоря, к пару. Значит, ситуация тупиковая — либо лёд, либо пар.
Если треугольник поднести перпендикулярно к зеркалу, его отражение дополняет наш треугольник до квадрата. Вот так же берем три состояния воды — пар, лёд и воду — и подносим его к зеркалу. У нас получается новое состояние. Это состояние не активное, но виртуальное, иллюзорное. Это иллюзорная оппозиция всему целому, но человек понимает, что что-то есть. Точнее, человек чувствует, что он погружен в чистый фальсификат. Он кружится в трех состояниях, но не может схватить четвертое, потому что четвертое состояние выводит его на другую плоскость, на другой уровень.
Кризис человека заключается в том, что он становится заложником абсолютной лжи. Он думает, что это дух, или что это вещество, или что это разум, но всё — субстанция, некая протяженность. Объемлющая субстанция. Материя — это субстанция, множество — это субстанция.
Не субстанция — это эссенция, точка, которая противолежит гомогенной бесконечности. Он не может её схватить, не может её контролировать. Он может «подозревать» о ней. При этом его борьба с «подозрениями» или зависимость от этих «подозрений» составляет борьбу на ровном месте.
Сизиф постоянно толкает вверх камень. Он возгоняет воду из состояния льда до состояния пара. Потом всё опять скатывается до состояния льда. Это идёт и идёт, и не имеет шансов на прорыв. Это кризис — кризис человека.
Дальше ещё интереснее. Нам удалось ввести максимальную концентрацию метафизического кризиса в реальном пространстве вокруг себя, в нас самих. Мы создали это пространство как лабораторию исследования кризиса человека. Это пространство — суперконцентрация кризиса как главной проблемы человеческой реальности.
В чем состоит сам кризис? В фундаментальной взрывной неадекватности: «дважды два — пять», или «дважды два — три». Человек не равен самому себе. Но это была бы пошлая и банальная мысль, если бы она произносилась с «позитивным» акцентом в том смысле, что «человек — это то, что перешагивает через себя, человек — это то, что преодолевает себя, человек — это то, что звучит гордо», и так далее. Но суть кризиса в том, что имеется в виду смерть человека, — «палец, повернутый к земле».
Я вижу эту диалектику как трехходовку.
Вот Федор Михайлович Достоевский создаёт пространство, в котором Кириллов говорит, что «умрём и будем как боги». Ницше говорит «Бог умер» — и это ответ Достоевскому. А мы говорим: «Человекумер. Там, где умирает человек, там начинается Бог». Смерть человека, реальная смерть человека — это очевидное полагание божественного как божественного вне контекста Встречи.
