У Вадика был знакомый — Юра Кононенко. Между ними установились очень сложные отношения. Этот Юра Кононенко тоже был переводчиком, но по пути гопничества он зашёл гораздо дальше. По тем временам это был настоящий бандеровец. Уголовник с большими связями в воровском мире…
Зима 1973, я жил в Даевом переулке у Риммы. Звонок в дверь во втором часу ночи. Я открываю — на пороге стоит Вадик в белой рубашке, залитой кровью, словно в фартуке, в туфлях для фламенко, с «борсалино», спущенной на нос. И, пошатываясь, он говорит:
— Я только что был почти убит. Я выжил благодаря этим ботинкам!
И он выбил чечетку.
— Я выжил благодаря этим ботинкам, потому что у нас было столкновение на пределе экзистенциальных границ с Кононенко. Кононенко достал финку и начал наносить мне смертельные удары, но я выбил такое фламенко, что у него финка вылетела из рук. И после этого я ушёл, оставляя за собой кровавый след.
Мы его ввели, дали ему напиться, сполоснули, вытерли ему грудь обрывками его белой рубашки. А дело было в какой-то девке, но Вадик очень гламурно повышал социальный статус любых приключений.
Он говорил:
— Но это же бандеровец, связанный с криминалом западной Украины. Очень серьезный и опасный человек. Это была рубка не на жизнь, а на смерть. Кононенко — человек, который прошёл серьезное антисоветское подполье, и на нем сходится всё. Тут и страсть, и уголовщина.
Вадим всё превращал в культурный артефакт.
Но потом его зависть к Жене Головину разрушила наши отношения. Женя был бард, пел, великолепно играл на гитаре. А у Вадима мало-помалу стал созревать комплекс творческой малоценности. Знает он языки — ну и что? А что он с ними может делать? Может каких-то португальских поэтов читать, комментировать в определенном антураже, очень богемно, с алкоголем, при свечах, с драйвом. Ну и что? Это же чужие поэты, чужая ситуация.
И он стал делать следующую вещь. У него был приятель, гитарист Коля Осипов, ученик Крамского[187], но круче своего учителя, — гитаристов такого уровня я никогда не встречал. Виртуоз, делавший с гитарой что хотел. Очень женственный, не заточенный ни на что человек, обыватель, типичный «человек из оркестра», который бывает в сопровождении Вари Паниной или Ляли Черной: яркая звезда, и при ней виртуоз, который никто, звать никак, — просто ориентированный на то, чтобы получать в конце гонорар. Но чем-то он был обязан Вадиму. И Вадим заставил его участвовать в своем проекте. Он брал стихи русских поэтов — Белого или Гумилёва, — придумывал мелодический ход, и Осипов должен был импровизировать музыку, а Вадим пел эти стихи под аккомпанемент Осипова. Как правило, в основе был довольно банальный музыкальный ход, к тому же у кого-то украденный.
Они с Колей записывали такое выступление, а когда к нему приходили гости, он включал эту запись и требовал слушать и высказывать свое одобрение. Не сам пел, не сам играл, и даже Колю не приводил, чтобы тот играл. Он консервировал вторичный продукт, делал его третичным, и потом предлагал его потреблять. Но всем было очевидно, что человек просто сходит с ума от неполноценности. Он начинает петь:
Голубая речка на холодном дне
Теплое местечко обещает мне.
Или:
Пять коней подарил мне мой друг Люцифер…
А бедный Коля вынужден наяривать. А ты даже не смеешь и возразить, что тебе это не по кайфу, а уж, не дай Бог, прокомментировать. Надо было не просто похвалить, а с вывертом. «Ты знаешь, здесь, конечно, ты эти нюансы очень точно отметил, но вот тут немного недотянул, более жестко надо было…»
Мы начали ссориться. У него стал обостряться негатив к Головину. В 1985 году мы порвали отношения при неприятных обстоятельствах. И Попов выпал из моей жизни.
У меня есть ощущение, что он жив, куда-то уехал за границу, в Латинскую Америку. Если он бросил пить, то его энергетический потенциал мог бы взорваться удивительной радугой[188]. Он легко мог бы стать тайным посредником между США, Бразилией и Аргентиной: ведь все три языка — его.
Последние лет 25–30 я пытаюсь выйти на его след. Когда кто-то попадается из общих знакомых, спрашиваю, видел ли он Вадика или слышал ли что-то о нём. Но никто его не видел и ничего не слышал.
