— Значит, ты неверующий?
— Я не мусульманин и не христианин.
— Словом, ты безбожник?
— Нет, у меня есть свой бог…
— Что же это? Или кто?
— Жить, жить и жить! Вот мой бог, вот моя вера! Я хочу как можно дольше жить. И я никогда не изменял этому моему богу. Я закрывал глаза на проделки жуликов, но бога моего я всегда чтил. И если я совершал дурные поступки, так только от страха…
— То есть чтобы только сохранить свою голову?
— Да. Так было, так есть и так будет всегда, пока я дышу. Разве я могу один изменить порядки на этом свете? Нет!
Тем временем среди больных разнесся слух, что к ним в больницу пожаловал большой начальник — сам секретарь райкома. Больные обрадовались. Один же из них, нервнобольной, начал кричать:
— Пусть он придет сюда, пусть посмотрит, как с нами здесь обращаются! Пусть посмотрит, как нам тут плохо! Бородатый доктор из Баку бросил нас, удрал. Да и кто здесь останется?! Жена моя, собака, тоже бросила меня!.. Куда же нам теперь податься?.. Ведь мы больные!.. Мы не можем ходить!..
Нервнобольного пытались успокоить, но он начал кричать еще громче.
— Кто это шумит? — поинтересовался Демиров.
— У нас лежит один несчастный человек, потерявший рассудок, — объяснил Али-Иса.
— Его надо отправить в Баку и положить в лечебницу для душевнобольных. Здесь ему не место.
Али-Иса покачал головой:
— Гюлейша говорит: здесь командую я, а в Багдаде — слепой халиф, я сама излечу безумца.
— А он сам верит в это?
— Представьте себе, да, товарищ Демиров. Он хоть и кричит, ругается, протестует, однако белый халат Гюлейши внушает ему доверие.
— А где же она сама, ваша Гюлейша? — спросил Демиров.
Али-Иса скорчил насмешливую гримасу:
— Доктор еще не вышла на обход. — Громко рассмеялся. — Вот так мы и живем, товарищ секретарь! Плохо живем! Ужасно! Все у нас шиворот-навыворот!
— Ничего, старик, ничего. Скоро все изменится к лучшему. Приедут настоящие врачи. Обязательно приедут!
Али-Иса спросил:
— Не хотите ли, товарищ секретарь, осмотреть больницу, походить по палатам? Я вам все покажу.
— Сегодня нет, — ответил Демиров, обернулся, увидел в конце двора женщину в белом халате, спросил Али-Ису:
— Кто это?
— Сачлы, — ответил старик.
— Фамилия?
— Алиева.
Демиров достал из кармана письмо, прочел вслух:
— Рухсаре Алиевой… Кажется, это она и есть. — Сказал Али-Исе: — Позови ее, пожалуйста, пусть подойдет к нам. Али-Иса окликнул Рухсару:
— Эй, девушка, иди сюда!
Рухсара подошла, поздоровалась, потупила глаза. Демиров ощутил, как забилось его сердце: «Удивительно, как она похожа на Халиму». Сказал:
— Ханум, я должен был передать вам это письмо — от вашей матери. Прошу прощения…
— Она уже сама приехала, — тихо отозвалась Рухсара. — Не надо было беспокоиться.
— Я должен извиниться и перед вашей матерью. Передайте ей, пожалуйста, что я чувствую себя очень неловко. Так уж получилось. Дела, закрутился, потом приболел. Да вы и сами знаете, приходили лечить меня. Если бы я в тот вечер знал, что вы — Рухсара Алиева…
— Ничего, — сказала девушка.
Он отдал ей письмо, сделал попытку пошутить:
— Лучше поздно, чем никогда. Извините.
— Ничего, ничего, — повторила Рухсара, повернулась и пошла по своим делам.
Али-Иса проводил Демирова до ворот больницы. Здесь они распрощались, и Демиров направился к райкому, задумчивый и грустный. Он не знал, что за ним с противоположной стороны улицы уже давно наблюдают Гюлейша Гюльмалиева и Ханум Баладжаева.
Гюлейша подмигнула Баладжаевой:
— Ты видела, ты видела?
Та ответила многозначительно:
— Да, дела у нас творятся…
— Всех околдовала эта Сачлы, даже самого секретаря райкома, нашего стального товарища Демирова! Нашего несгибаемого руководителя!.. Ну и девица!.. Прямо-таки ведьма. Всех свела с ума — и старых и молодых, и взрослых и детей. Остался непреклонным один Демиров. Но вот и он пал жертвой ее сатанинских чар. Ты видела, как он вручал ей свое любовное послание, свой сердечный мандат?!
— Бесстыжая вертихвостка! — прошипела Ханум Баладжаева. — Ни стыда нет, ни совести. Прямо среди бела дня, шельма!.. Ну, времена настали…
— Это они специально встретились днем, при народе. Хитрецы! Думают, люди ничего не заподозрят.
