Али-Иса приложил руку к глазам в знак повиновения:
— Мы теперь, при советской власти, готовы умереть ради женщин, дорогая Афруз-ханум! Подумаешь — корзинка какая-то!.. Я свое дело знаю хорошо. Разве теперь женщинам можно сказать хоть слово?.. Я и Кесу безбородого могу заменить, и любого другого бородатого!.. Что еще сделать для тебя, дорогая Афруз-ханум? Приказывай!
— Ничего, дядюшка Али-Иса, спасибо! Вот только поднеси эту корзинку… Буду очень благодарна тебе.
— А завтра?.. А потом?..
— Иногда по утрам сходишь на базар… Я ведь не могу, как некоторые другие, каждый час бегать на базар.
— Конечно, конечно. Ради товарища Мадата, ради его подруги жизни я готов на старости лет стать рабом с цепью на шее! Всякий раз, когда будешь идти на базар, зови меня. Пусть у меня хоть молоко стоит на огне — все брошу и схвачу вот эту твою корзинку.
Вдруг старик остановился.
— В чем дело, дядюшка Али-Иса? Ты чего ждешь? Может, тяжело? Скажи…
Али-Иса кивнул в сторону больничного двора, мимо которого они проходили:
— Посмотри на нашу атаманшу!
— На кого?
— На нашу товарищ Гюльмалиеву.
— Может, ты боишься ее?
— Боюсь, — сознался Али-Иса. — Клянусь тебе своей жизнью, я при советской власти боюсь женщин больше, чем милицию! В милиции тебя проверят, обыщут. Если ты вор — посадят, если ты честный человек — отпустят… А с женщинами договориться нельзя.
Афруз-баджи схватила старика за руку и начала тянуть за собой:
— Эй, будь мужчиной!.. Где твоя доблесть?.. Разве настоящий мужчина боится женщины?!
Али-Иса не двигался с места, упирался:
— Клянусь аллахом, клянусь своей жизнью, клянусь бесценной головой твоего Мадата, я очень боюсь!
— Не бойся, да что она сделает тебе?! Уволит с работы?.. Пусть увольняет! Будь она неладна! Или ты не знаешь, кто может уладить все это дело?!
— Нет, Афруз-ханум, с женщинами лучше не связываться! Клянусь аллахом, они кого угодно могут сжить со света!..
Афруз-баджи громко засмеялась и, опять схватив старика за руку, принялась тащить его за собой вниз по улице:
— Пошли, пошли!.. Мужчина не должен быть таким трусливым!.. Смелей, смелей!..
Их заметила Гюлейша, помахала рукой, крикнула издали:
— Эй, Али-Иса, ты что там мелешь языком?
Старик втянул голову в плечи, съежился, забормотал:
— Ну, видишь?.. Видишь эту беду, это зло, лягушку, змею, черного шайтана?!
— Вижу. Ну и что особенного? Может, небо упадет на землю, а?..
— Она сейчас набьет мою шкуру соломой! Вот Баладжаев был хороший человек… Аллах всемогущий, спаси нас от женщин, от их козней и интриг!.. Честное слово, Афруз-баджи, у меня ноги отнялись, шагу не могу сделать…
Женщина насильно потащила старика за собой:
— Иди, иди!
Али-Иса упирался:
— Умоляю тебя, отпусти!.. Прошу тебя, отпусти!.. Не то товарищу Мадату донесут, будто семидесятилетний Али-Иса ухаживает за его женой Афруз-баджи. А товарищ Мадат — человек крутой, выстрелит в меня из пистолета и обагрит красной кровью мою бедную бороду…
— А говорил, что даже милиции не боишься!
— Ах, дорогая Афруз-баджи, честное слово, коварство одной женщины может погубить сотню мужчин… Что уж тут говорить про беднягу товарища Мадата… Ясно, он убьет меня.
Афруз-баджи презрительно скривила губы:
— Фи, не выношу робких мужчин! Мне даже не хочется давать им нести мою корзину.
Старик расхохотался, поставил на землю корзину, воздел к небу руки, воскликнул:
— Сдаюсь, сдаюсь, как говорил бедняга Кеса. Когда женщина начинает браниться, я сдаюсь. Сдаюсь! Сдаюсь!
Сердитый голос Гюлейши прервал его слова:
— Эй ты, старый болтун, живо бери в руки корзинку Афруз-баджи! Ушел, бросил огород, все горит!.. А он еще кривляется посреди улицы. Клоун!
Али-Иса схватил корзину, зашептал:
— Ты видела, Афруз-баджи?.. Слышала?.. Ну и зараза эта Гюльмалиева…
В этот момент во двор вышла Нанагыз. Гюлейша тотчас подошла к ней, затараторила:
— Как дела, тетушка? Кажется, наш климат не для тебя? Побледнела ты. В чем дело? Что за письмо вы сейчас получили? Зачем приходил к вам Тель-Аскер? Хорошо, что ты здесь, а то бы я погнала отсюда этого красавчика. Этот Аскер первый бездельник и развратник! Нахал! А от нахала можно всего ожидать!..
