— Не осуждай нас, ай, Худакерем!.. Ведь мы столько времени не видели его. Он для нас — что родной отец для сирот…
Субханвердизаде заметил снующего в толпе Аскера, и сердце его закипело злобой: «Нет, вы посмотрите на этого паршивого телефониста!.. Правая рука Кесы, дружок Абиша!.. Источник всех сплетен и интриг!..»
Прибежала Гюлейша, в белом халате, улыбчивая, возбужденная, пропела, растягивая слова:
— Салам-алейкум, товарищ Демиров!
Демиров обернулся к Субханвердизаде, спросил:
— Кто эта женщина?
Гашем Субханвердизаде тяжко вздохнул и покачал головой, будто вспомнил что-то грустное:
— Наш новый главврач…
— Врач?! Вот как… Быстро откликнулся Наркомздрав на нашу просьбу! Я просил их помочь нам медицинскими кадрами. Она — терапевт, хирург? Кто по специальности?
Гащем уклонился от прямого ответа:
— У нее много специальностей, товарищ Демиров.
— То есть большой опыт?
— Да, она окончила курсы санитарок имени Восьмого марта.
— Ага, значит, она санитарка — не врач. Ясно. Ну что ж, быть хорошей санитаркой, работать на совесть — тоже немалое дело.
— Она, можно сказать, с головы до ног — совесть. Мешок с совестью! Воплощение совести!
Демиров обратился к собравшимся у его дома:
— Благодарю вас за внимание, товарищи! Идите работайте… Я немного почищусь, умоюсь с дороги и тоже приду в райком. Тогда поговорим обстоятельно обо всем. Вы мне расскажете, я — вам.
Люди нехотя разошлись.
Демиров и Субханвердизаде вошли в дом. В большой комнате на стене, прямо напротив двери, висел увеличенный фотопортрет под стеклом: маленькая девочка с белым бантом на голове прижалась к миловидной молодой женщине; у женщины длинные косы.
Демиров придвинул стул к стене, взобрался на него, достал из кармана платок, стер пыль с портрета. Вздохнул невесело:
— Это моя Назакет — мой цветочек…
Субханвердизаде тоже громко вздохнул, изрек с деланным пафосом:
— Да, ребенок — самое дорогое на свете!
Демиров спустился со стула на пол, подошел к Гашему.
В глазах его была грусть. Он сказал задумчиво:
— Назакет — единственное, что у меня осталось от ее матери.
— А что случилось с ее матерью? — участливо спросил Субханвердизаде. — Где она?
— Жена умерла…
— Трагическая история, — сказал Субханвердизаде.
— Мать Назакет была лезгинка… Мы поженились в Москве. Она тоже там училась. Но счастье наше было недолгим.
— А где сейчас ваша дочь?
— В ауле, у своей бабушки, матери жены… Назакет живет у нее с четырехмесячного возраста. Я бы забрал Назакет, да старуха не отдает. А я не могу обидеть ее… Думаю забрать их к себе обеих. Надо бы найти время и съездить за ними. Привезу.
— Сюда, к нам?!
— А почему бы и нет?
— В эту дыру?..
— Здесь замечательно. В Баку я очень скучал по нашим краям. Где вы найдете места лучше? Горы, леса, речки, родники, минеральные источники! Птицы поют по утрам — прямо-таки симфонический концерт!.. Я непременно привезу сюда Назакет!.. Кстати, я видел в Баку ваших дочурок. Прекрасные девочки!.. И жену вашу Лейлу-ханум видел. Она жаловалась на вас. Я пообещал ей, что по приезде задам вам перцу. Пообещал, что вы в скором времени заберете их сюда.
— Мы давно расстались с Лейлой, — уклончиво ответил Субханвердизаде, очень давно…
— Но ведь у вас дети.
— Они — дети своей матери.
— У вас очень красивые девочки, Гашем. Меньшую я даже держал на руках. Я выходил из гостиницы… Она обняла меня и просила: «Пришлите мне моего папу!..» И я пообещал ей, что она скоро увидит вас. Лейла-ханум совсем седая, а ведь лет ей, мне кажется, не очень много. Наверное, переживает… Вам известно, что такое мораль коммуниста? Нельзя так жестоко поступать с семьей!
— Наше примирение невозможно! — твердо сказал Субханвердизаде. — Нам с Лейлой не жить вместе.
— Но почему же?
— Мне неудобно говорить вам обо всем, товарищ Демиров. Извините, я умолчу.
— Почему?.. Причина?..
— Почему?.. — Субханвердизаде потупил глаза. — Причина вас интересует?.. Причина очень серьезная… Очень!..
— Понимаю, на что вы намекаете. Но Лейла-ханум показалась мне честной женщиной…
— Вот именно — показалась. Обманывая, человек надевает маску. Вы понимаете, товарищ Демиров?
— По-моему, вы ошибаетесь, Гашем.
