28 декабря. Настроение вялое. В Крейцнахе [местонахождение германской ставки. - Ю.Ф.] новые взрывы возмущения. Зато к обеду пришла телеграмма, что Гертлинг [имперский канцлер. - Ю.Ф.] сделал доклад императору Вильгельму, который остался им весьма доволен. Кюльман мне сказал: "Император единственный разумный человек во всей Германии". Мы, наконец, сошлись на том, чтобы в Бресте была образована комиссия для разработки подробного плана очищения оккупированных областей и способа голосования. Это, по крайней мере, временный исход. Все мы разъезжаемся по домам, чтобы сделать доклады о наших работах, а следующее заседание состоится 5 января 1918 года.
С 29 декабря по 3 января Чернин был в Вене, имел две аудиенции у императора Карла, который вполне одобрил его стремление добиться мира, если это хоть сколько-нибудь возможно. ПосланныйЧерниным в русские пограничные области для выяснения настроения населения агент привез сведения, что там все против большевизма, за исключением самих большевиков. Все городское население, крестьяне и вообще все, владеющие какой-либо собственностью, боятся этих красных разбойников и желают присоединиться к Германии. Террор Ленина, по этим сведениям, совершенно неописуем. Даже в Петербурге все страстно желают вступления германских войск, чтобы быть освобожденными от этих людей.
В Вене, говорит Чернин, он беседовал с различными политиками: Беком [бывший австрийский премьер. - Ю.Ф.], Векерле [тогдашний венгерский премьер. - Ю.Ф.], Зейдлером [тогдашний австрийский премьер. - Ю.Ф.] и некоторыми другими. Все ему говорили, что мир должен быть заключен, но что сепаратный мир без Германии невозможен. "Каким образом я могу этосделать, когда ни Германия, ни Россия не желают быть разумными, - мне никто не сказал".
4 января 1918 г. По возвращении в Брест Чернин узнал от Кюльмана о том, что делалось в Берлине. Там царило страшное возбуждение. Кюльман предложил Людендорфу поехать в Брест и самому принять участие в переговорах. Однако после продолжительных переговорах. Однако после продолжительных переговоров выяснилось, что Людендорф сам толком не знал, чего он хотел, и в конце концов заявил, что он считает лишним ехать в Брест, т.к. он там "может разве только что-нибудь испортить".
Господи Боже, ниспошли этому человеку больше таких минут просветления! По-видимому, все раздражение Людендорфа вытекает не столько из мотивов по существу, сколько из зависти к Кюльману; он не желает, чтобы весь свет вынес впечатление, что мир был заключен благодаря дипломатическим талантам, а не исключительно вследствие военных успехов.
По дороге в Брест Чернин узнал о предложении советского правительства перенести мирные переговоры в Стокгольм. Как он, так и Кюльман решили это предложение отвергнуть. В случае же, если бы русская делегация не явилась в Брест-Литовск,
[...] мы объявили бы перемирие прекращенным и стали бы выжидать дальнейшего образа действий петербургского правительства. Мы были в этом отношении с Кюльманом вполне солидарны, тем не менее настроение как у нас, так и у германцев было довольно подавленное. Несомненно, что если русские решительно прервут переговоры, положение станет весьма трудным. Единственное спасение заключается в быстрых и решительных переговорах с украинской делегацией, которые мы и начали сейчас после обеда. Таким образом, существует надежда, что по крайней мере с ними в близком будущем будет достигнут результат. Вечером пришла телеграмма из Петербурга о предстоящем приезде русской делегации вместе с министром иностранных дел Троцким. Радость, проявленная при получении этого известия, показала, что - пишет Чернин, - до какой степени германцы были удручены возможностью неприбытия русских. Мы все сознаем, что теперь мы на пути к миру.
6 января. Сегодня происходили первые переговоры с украинской делегацией. Украинцы сильно отличаются от русских делегатов. Они гораздо менее революционны, обнаруживают гораздо больше интереса к собственной стране и меньше интереса к социализму. Они, собственно, не заботятся о России, а исключительно об Украине, и все их усилия направлены к тому, чтобы стать как можно скорее самостоятельными. Им, по-видимому, самим еще не ясно, должна ли эта самостоятельность быть полной или она должна быть мыслима в рамках русского федеративного государства. Украинские делегаты, весьма интеллигентные, очевидно, желают использовать нас против большевиков. Их стремления заключаются в том, чтобы мы признали их самостоятельность, а после этого совершившегося факта они могли бы заставить большевиков признать их равноправными участниками мирной конференции. Наш же интерес состоит в том, чтобы либо заставить украинцев заключить мир с нами на желательных нам началах, либо же вбить клин между ними и представителями петербургского правительства. На их заявление относительно самостоятельности мы им поэтому ответили, что мы готовы ее признать, если украинцы, со своей стороны, примут следующие три пункта: 1) доведение переговоров до конца в Брест-Литовске, а не в Стокгольме; 2) признание старых государственных границ между Австро-Венгрией и Украиной и 3) невмешательство одного государства во внутренние дела другого. На это предложение пока мы ответа еще не имеем.
