25-го декабря 1917 г. Сегодня состоялось пленарное заседание. Я председательствовал и прочитал русским ответ на их мирное предложение. Таким образом, предложение о всеобщем мире будет сделано, и мы будем ждать ответа. Чтобы не терять времени, мы будем пока продолжать переговоры, касающиеся России. Мы, таким образом, сделали большой шаг вперед и, может быть, самое трудное уже позади нас. Как знать, не является ли вчерашний день решительным поворотным пунктом в истории мира.
26 декабря. Вечером, перед ужином, Гофман сообщил русским делегатам германские планы относительно окраинных областей. Положение таково: пока война продолжается на Западе, германцы не могут очистить Курляндию и Литву, ибо, независимо от того, что они хотят сохранить их в виде налога при переговорах о всеобщем мире, эти территории являются частью их военных ресурсов. Железнодорожный материал, фабрики и, в первую очередь, хлеб эти областей - необходимы, пока продолжается война. Естественно, что германцы не могут их сейчас очистить. Когда мир будет заключен, судьба оккупированных областей должна быть решена на основании принципа самоопределения народов. Вся трудность заключается в том, как применить этот принцип. Русские, конечно, не хотят, чтобы голосование состоялось, пока страна под властью германских штыков. Германцы, же, со своей стороны, говорят, что беспримерный большевистский террор приведет к фальсификации результатов выборов, так как, по представлению большевиков, буржуа - не человек. Я выдвинул было предложение поручить наблюдение за голосованием какой-нибудь нейтральной стране, но это предложение было почти всеми отклонено. В течение войны никакое нейтральное государство не возьмет на себя этой задачи, а до всеобщего мира германские оккупационные войска не должны оставаться. В действительности, каждая сторона боится террора другой, но каждая хочет его применять в своих целях.
Здесь не торопятся. То турки не готовы, то опять болгары, затем канителят русские, и в результате заседание снова откладывается или закрывается тотчас после начала. Я читаю сейчас мемуары из эпохи французской революции. Это очень своевременно ввиду того, что происходит в России и что, по всей вероятности, будет во всей Европе. Большевиков тогда еще не было, но в Париже тогда, как теперь в Петербурге, были люди, которые тиранически обращались с миром, прикрываясь лозунгом свободы. Шарлотта Корде сказала: "Я убила не человека, а дикого зверя". Эти большевики исчезнут, и кто знает, не найдется ли своя Корде и для Троцкого. [...]
27 декабря. Русские в отчаянии, хотели частью уехать: они думали, что германцы просто откажутся от всей занятой ими территории или выдадут ее большевикам. Продолжительные заседания с участием русских, Кюльмана и моим, иногда и с Гофманом. Я предложил следующую формулу: 1) пока не заключен всеобщий мир, мы не можем отказаться от оккупированной территории, так как она образует часть наших военных ресурсов; 2) после всеобщего мира народное голосование в Польше, Курляндии и Литве должно решить участь этих народов. Форма этого голосования еще подлежит обсуждению, чтобы дать русским возможность убедиться, что голосование произойдет без давления. Это предложение, видимо, не улыбается ни той, ни другой стороне. Положение очень ухудшилось.
После обеда положение продолжает ухудшаться. От Гинденбурга получаются свирепые телеграммы по поводу нашего "отказа" от всего. Людендорф каждый час вызывает по телефону; новые припадки бешенства. Гофман крайне раздражен, Кюльман холоден как всегда. Русские заявляют, что неясная формулировка германских предложений относительно свободы голосования - неприемлема. Я заявил Кюльману и Гофману, что буду идти с ними рука об руку до последней возможности, но что если их усилия потерпят неудачу, я вступлю с русскими в сепаратные переговоры. Берлин, так же, как и Петербург, не желает свободного голосования, Астро-Венгрия же ничего другого не хочет, как наконец заключить мир. Кюльман понимает мою точку зрения и говорит, что он сам скорее выйдет в отставку, чем допустит неудачу переговоров. Он меня просил изложить ему письменно мою точку зрения, так как "это укрепит его положение". Сделано. Он это телеграфировал императору. Вечером. Кюльман думает, что завтра либо будет разрыв, либо все будет склеено.
