Когда-то подходит к концу фаза, на которой мы чувствуем, что пора бы уже уходить домой. И начинается фаза, на которой мы замечаем, что была пора уходить домой.
Что касается усталости, то мы отличаем ту, что переходит в сон, от той, что проходит во сне, и от той, что проходит без сна. И потом еще есть четвертая – каменеющая в бодрствовании. Вот на ней мы и останавливаемся. Но это не помогает. Мы не можем оставаться дольше, потому что на следующий день должны вставать. По крайней мере, мы всегда должны вставать на следующий день, а иногда даже в тот же день. Иногда мы даже не ложимся, так скоро уже вставать. А иногда мы должны были бы встать еще до того, как должны были лечь.
Что касается вина, то мы, конечно, могли бы пить и меньше. Мы могли бы и вообще не пить. Но разве это может быть смыслом жизни? Мы могли бы пить и медленнее. Мы могли бы начать позднее и закончить раньше. Мы могли бы делать перерывы, а между перерывами делать дополнительные перерывы и так далее. Все равно мы уже давно заплатили. Часы нам подмигивают. Ткань разговора уже истончилась. Все руки уже пожаты, все щеки уже обслюнявлены.
Теперь уже и в самом деле пора. Почти. Ибо что-то все еще работает. Самое последнее. Самое лучшее. Самое прекрасное. «Восьмерка»[111] бегства. Без нее мы бы не ушли домой. Без нее мы бы вообще не пришли.
