Б.: «Потому что» что?
А.: Потому что там были сцены.
Б.: Правильно. Под открытым небом строят все больше сцен.
А.: Из дерева.
Б.: Из хорошего, стойкого дерева.
(Пауза.)
А.: Нынче наверняка будет суровая зи…
Б.: Что-что?
А.: Суровая… э-э-э… зимняя ароматизация из ресторанных кухонь. У меня на нее аллергия.
Б.: Поэтому вы здесь и сидите?
А.: Да, можно сказать. А вы почему здесь сидите?
Б.: Чтобы поймать последние солнечные лучи…
(Б. осекается, А. злорадно смеется, к ним подходит В. в форме).
В. (обращаясь к Б.): Я слышал, вы сказали «последние солнечные лучи»? Ваши документы, пожалуйста.
А.: Да, господин погодный инспектор, он сказал «последние солнечные лучи», я могу это засвидетельствовать.
В.: Вот вам квитанция на уплату порядочного штрафа!
Если бы сводки погоды не было, ее следовало бы выдумать (что и так происходит почти каждый день). Ничто не интересует нас так остро, как солнце. Где оно скрывается? Что оно делает (с нами) в свободное время и вообще, все ли с ним в порядке? Кроме того, очень хорошо, что завели такой приятный обычай: заранее рассказывать нам, какой была бы погода, если бы все развивалось так, как было намечено. Это дает нам чувство сопричастности, когда все идет не по плану.
Ведь от погоды зависит самочувствие человека. Мы, австрийцы, особенно чувствительны к ней. Нам каждые несколько минут безотлагательно требуется свежая статистика средних показателей за последнее столетие, чтобы их сопоставление могло объяснить нам нынешнее климатическое бедствие. Ведь погода Австрии отвечает всем требованиям для глубоко травмирующего жизненного фона: холод здесь задерживается слишком надолго, а если вдруг становится тепло, то тут же оказывается жарко, к тому же это быстро проходит. Сводка погоды – это живой психоанализ. Терапевты со своих высоких метеорологических башен бросают нам цифры, диаграммы и спутниковые снимки. Правда, мы в них ничего не можем изменить. Зато мы можем попытаться их понять. А если мы однажды поймем, то когда-нибудь, быть может, сумеем и простить.
Только погода делает отпуск
Середина января. Самое время задать 2003 году четыре насущных вопроса. Куда мы хотим поехать? Как долго наша поездка может продлиться? Как дорого она нам обойдется? И что она должна нам принести?
Я утверждаю: совершенно неважно, куда мы едем. Важно только то, что мы не остаемся дома. Путешествие имеет прежде всего тот смысл, что однажды мы оказываемся не там, где мы находимся всегда, ибо если мы никогда не уезжаем, нам некуда возвращаться. Тогда мы не знаем по-настоящему, откуда мы приехали и где наш дом.
Но путешествие имеет и второй смысл, который тоже не имеет ничего общего с нашей целью. Это значит, что мы покидаем Гонолулу в той же мере отдохнувшими, как если бы мы отдыхали в Гамбурге. Мыс Горн и районный городок Хорн делают нас одинаково счастливыми. (О'кей, это утверждение я беру обратно.)
Будь то Скалистые горы или виноградники Клоше, будь то Крит или Кляйнталь, Мельбурн или Мюрццушлаг, будь то Восточный экспресс от Бангкока до Сингапура или почтовый автобус от Пуркерсдорфа до Прессбаума – за удачный отпуск ответственны только двое. Во-первых, вы сами, а во-вторых – ПОГОДА.
Моя теория такова: неважно, куда мы едем, мы едем ради погоды, против погоды, для погоды, от погоды, в погоду и, наконец, снова назад к погоде. Да, наш отпуск держится только на климатической благосклонности и рушится вместе с ней. Остальное несущественно и взаимозаменяемо. Не поймите меня неправильно. Конечно, есть культурные отпускники. Это люди, которые за триста километров песков пустыни чуют места раскопок и непременно тоже должны туда добраться. Но не только черепки и черепа делают это посещение доисторическим переживанием. Это еще те 35 градусов Цельсия, которыми солнце плавит мозги туриста и заставляет его обливаться потом под майкой и бермудами. Только жара и опасность гибели от жажды в пустыне, вдали от бара отеля, превращают туристов в археологов. Только так они зарабатывают себе право на, казалось бы, пустяковое освежающее купание в море. Или взять музеи. Разумеется, мы любим туда ходить. Нам только надо набраться терпения. Три дня нам требуется на разогрев. На четвертый нас будит смутное предчувствие, что мы уже созрели и могли бы туда пойти. Взгляд, брошенный из окна номера, подтверждает: нас уже туда тянет. То есть художественная, национальная или природная галерея получает свой шанс. И потом, может, успеем зайти в музей еще чего-нибудь особенного. К тому моменту, когда мы управимся с пробежкой по выставочным залам, снаружи (пожалуйста!) все должно быть еще открыто. Если что-то уже закрылось, то может наступить музейный культурный шок. Мы чувствуем себя так, будто нас вернули во времена школьных экскурсий, и начинаем отлынивать от программы. И тогда нас можно застать в постели перед телевизором за поеданием арахиса из мини-бара. В зависимости от того, в какой цивилизации и в какой экзотике мы очутились, там может быть еще служба доставки пиццы, кебаба или суши. Если мы отдыхаем так, будто мы дома, то мы покоряемся судьбе, сами того не заметив. Виновата в этом – как всегда – погода.
