Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - страница 69
Причины такой позиции части литовских политиков понятны. Хотя их в известной мере беспокоила неспособность Федора к правлению, однако уже поэтому они не боялись, что он сможет, подобно Ивану IV, ввести в стране «тиранское правление». Вместе с тем ослабление России в результате Ливонской войны вызывало у них надежды, что им удастся добиться заключения унии на условиях, продиктованных польско-литовской стороной. В то же время виды на завоевание России после подавления их возможного союзника — боярской оппозиции — представлялись весьма сомнительными.
От рассмотрения позиции правящей элиты Великого княжества перейдем к анализу эволюции взглядов широких слоев шляхты. Первые отзывы о настроениях литовской шляхты относятся к зиме 1587 г. В это время в Вильне уже шли толки о «Московском», который, «если бы он не был так глуп, как о нем говорят… скоро имел бы неплохую партию»[549]. Последующие отзывы относятся к весне 1587 г., когда шляхта уже узнала, что царь Федор выставляет свою кандидатуру на польский трон. В апреле 1587 г. М. Радзивилл Сиротка, оценивая реакцию шляхты на русские предложения, писал, что «нашим это очень пришлось по вкусу». Видя те выгоды, которые это принесет Речи Посполитой, они готовы Стать на сторону русского кандидата и ожидают, что и в Польше многие последуют их примеру[550]. Аналогичную оценку ситуации дал несколько позднее епископ виленский Ю. Радзивилл. Когда стали известны, — писал он, — «мягкие и заманчивые» предложения царя, то «кажется все единодушно склонились к нему, как бы по думая более о других»[551]. Сам епископ, фанатичный католик и приверженец Габсбургов, прилагал большие усилия к тому, чтобы изменить это настроение, но с горечью вынужден был признать, сообщая нунцию о съезде сенаторов и шляхты Великого княжества, состоявшемся в Волковыске перед элекцией, что «многие дворяне очень упорствуют в своем желании» выбрать царя на польский трон[552]. Наконец, уже в период элекции, 1 августа 1587 г., «все литовские дворяне», съехавшиеся на выборы под Варшаву, подписали обязательство «не желать другого короля, кроме Московита под страхом потери имущества, чести и жизни»[553]. При обсуждении кандидатур литовская шляхта действовала на элекционном поле как единая группа, от имени которой выступал в поддержку кандидатуры царя избранный ею маршалок[554].
Таким образом, с наступлением третьего «бескоролевья» традиционные для литовской шляхты симпатии к русскому кандидату вспыхнули с повой силой. В условиях, когда за кандидатуру царя высказались и подавляющая часть шляхты, и ряд ведущих представителей магнатерии, лагерь его сторонников стал ведущей политической силой в Великом княжестве. Иной характер имел ход событий и расстановка политических сил в Короне.
Польские сенаторы, конечно, также придавали значение сохранению мира с соседями в период «бескоролевья» и поэтому охотно согласились на предложения литовской рады выслать представителя в Москву для продления перемирия. Но и русские дела, и русский кандидат стояли у них явно на втором плане. Так, когда весной 1587 г. Л. Сапега переслал подканцлеру коронному В. Барановскому адресованную ему грамоту царя, тот ответил, что за отсутствием при нем «русского дьяка» он грамоты прочитать не мог, а если бы даже и прочитал, то не нашел бы нужным на нее ответить[555]. Некоторые польские политики, однако, и в это время проявили интерес к русским предложениям.
Наиболее благоприятное впечатление русская инициатива произвела на главу католической церкви в Польше, гнезненского архиепископа Станислава Карнковского. Этот прелат еще в 1585 г., когда С. Баторий серьезно заболел, нашел нужным пригласить к себе русского посла, ехавшего в Австрию, и выразить надежду, что в случае наступления «бескоролевья» царь Федор может вступить на русский трон
