Выбор такого политического курса определил и отношение в Москве к претендентам на польскую корону, соперничавшим с царем на третьей элекции: австрийскому эрцгерцогу Максимилиану, брату императора Рудольфа II, и шведскому принцу Сигизмунду Вазе, сыну Юхана III.
К началу 80-х годов XVI в. планы создания антитурецкой коалиции с участием России, империи Габсбургов и Речи Посполитой стали для русской внешней политики уже своеобразной традицией, которой Б. Годунов и А. Щелкалов намерены были следовать и в новой ситуации[523]. Репутация Габсбургов как главных противников турок в Европе (далеко не всегда соответствовавшая реальным фактам) порождала в Москве расчеты на осуществление с их помощью своих планов борьбы с Османской империей и Крымским ханством. Отсюда — линия на то, чтобы, если выбор царя Федора окажется невозможным, содействовать избранию Максимилиана[524]. Послы должны были «вмещати… накрепко паном — радам и всему рыцерству, чтоб обрали себе цесарева брата» и согласовывать свою деятельность с австрийскими послами[525]. В этом отношении правительство Б. Годунова также шло по стопам Ивана IV.
Отношение к другому кандидату — шведскому — определялось прежде всего тем, что его выбор полностью перечеркивал все планы согласованной политики России и Речи Посполитой в Прибалтике, а намечавшаяся после смерти Юхана III личная уния между Швецией и Речью Посполитой исключала возможность соответствовавшего интересам России решения балтийского вопроса. Немалое значение имело и то, что на выборах шведский принц выступал как кандидат тех сил, которые добивались сохранения дружественных отношений между Речью Посполитой и Турцией. В артикулах, рассылавшихся по стране его сторонниками (к апрелю 1587 г. они попали и в Москву), прямо указывалось, что выбор шведского принца «турскому не в досаду будет»[526]. Избрание шведского кандидата, таким образом, грозило русскому правительству неудачей всех его внешнеполитических планов. Неудивительно поэтому, что русские политики приложили максимум усилий, чтобы провалить эту кандидатуру. В январе 1587 г., получив сведения о том, что шведский королевич может оказаться в числе кандидатов на польский трон, Б. Годунов и А. Щелкалов поручили Е. Ржевскому и 3. Свиязеву заявить, что в случае выбора шведского принца на Речь Посполитую падет вся вина за возможные последствия[527]. Весной 1587 г. русское правительство еще более усилило давление. Ф. М. Троекуров и А. Щелкалов заявили польско-литовским посланникам, что, если будет избран шведский принц, «тогды на первой час которым было из Асторохани и из-за Волги нагайским людей и казанским итти на Крым… и тех в тот же час поворотят на Литовскую землю»[528]. Таким образом, выступая против шведского кандидата, русские политики прибегли к тем же мерам воздействия, что и Иван IV, возражая против кандидатуры Генриха Анжуйского. Аналогия с действиями Ивана IV в 1573 г. будет еще более полной, если учесть, что, как и в период первого «бескоролевья», угрожая войной, они были далеки от того, чтобы привести эту угрозу в исполнение. Великим послам были даны полномочия добиваться мира и союза с Речью Посполитой даже в том случае, если элекция закончится выбором Сигизмунда Вазы[529].
Таковы были в основных чертах планы политического переустройства Восточной Европы, разработанные русскими политиками во второй половине 80-х годов XVI в. При их разработке Б. Годунов и А. Щелкалов опирались на донесения русских дипломатов из Речи Посполитой, оценивавших положение в стране, как весьма благоприятное для победы русского кандидата. В какой мере, однако, их оценки соответствовали реальной ситуации? Что побуждало польско-литовских феодалов на этом этапе развития поддерживать кандидатуру царя? В какой мере их планы унии совпадали с русской программой? Рассмотрению этих вопросов и посвящена следующая глава.
