Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - страница 38
Стоит отметить, что при этом шляхта отнеслась отрицательно и к той части русских предложений, которые касались заключения «вечного мира» и союза против турок между Москвой и Речью Посполитой, что со всей определенностью вытекает из хода дискуссий на элекционном сейме. Показательно, — когда сторонники императора, используя царский ответ в своих целях, пытались привлечь шляхту на сторону эрцгерцога и указывали, что выбор этого кандидата позволит сохранить мир на Востоке и даст возможность европейским державам совместно действовать против турок[250], их попытки оказались безрезультатными. Еще более важно, что на завершающем этапе дискуссии, когда, как заметил С. Ожельский, были важны те доводы, которые говорили в пользу Генриха Валуа или шведского короля[251], заметное место занял вопрос об оценке военно-политических возможностей кандидатов с точки зрения их способности вести войну с Россией. Шведские дипломаты приложили значительные усилия, чтобы убедить сенаторов и шляхту избрать Юхана III на польский трон и заключить военно-политический союз со Швецией. Идея такого союза, выдвинутая первоначально в речи шведских послов от 16 апреля[252], была затем облачена в более четкие формы в их обращении от 5 мая 1573 г. к шляхте[253]. Они заверяли, что Речь Посполитая и Швеция, объединив свои войска, легко изгонят Ивана IV из Ливонии, вернут назад земли, некогда «коварно» отнятые у Великого княжества московскими князьями, и вообще смогут расширить границы Литвы и Короны на Востоке за счет «враждебных земель». Эти предложения полностью одобрил и развил в большой речи один из ведущих коронных политиков краковский воевода Ян Фирлей. Восхваляя военные достоинства шведских войск, которые «в совершенстве знают, как вести войну в московском крае», оратор убеждал слушателей, что после соединения военных сил Речи Посполитой и Швеции «государство Московское несомненно рухнет»[254]. Речь Фирлея следует оценить, как принципиально новое явление в истории польской политической мысли. Весьма влиятельная группировка феодалов Короны устами одного из своих ведущих представителей не только одобрила программу военных действий против России в союзе со Швецией (что не было новостью), но и сформулировала конечную цель войны как полное поражение Русского государства.
Однако убедить господствующий класс Речи Посполитой в реальности своей внешнеполитической программы «прашведской» группировке не удалось. Решительным оппонентом Фирлея выступил один из ведущих литовских политиков староста жмудский Ян Ходкевич. Подвергнув критике и личность Юхана III, и его методы правления (по мнению Ходкевича деспотические), он недвусмысленно указал на ту основную причину, которая побуждала шведского короля добиваться польской короны: «Если поляки не возьмут его к себе королем, то Москва у него заберет все будущей зимой»[255]. Как указывает С. Ожельский, это выступление Я. Ходкевича сыграло решающую роль в провале шведской кандидатуры. Несомненно, высказывания наместника Сигизмунда II в Ливонии, признанного знатока балтийских дел, были достаточно авторитетными для собравшейся на сейм шляхты. Но немалое значение имел, вероятно, и тот факт, что развитие событий в Ливонии зимой — весной 1573 г. наглядно подтверждало правильность его прогнозов. Уже зимой 1573 г. русская армия взяла штурмом Пайде — один из главных шведских опорных пунктов в Эстонии[256]. Военный перевес России был очевидным. Это делало доводы Яна Ходкевича особенно убедительными и заставляло шляхетских политиков соглашаться с той оценкой, которую дал возможным последствиям унии со Швецией Я. Д. Соликовский: «Тягот бы нам прибыло, так как мы должны были бы защищать их (шведов. — Б.Ф.) от Москвы»[257]. После того как шляхта отвергла и австрийского, и шведского кандидата, «на поле битвы» остался один Генрих Анжуйский, который в мае 1573 г. и был провозглашен королем польским и великим князем литовским.