В этих условиях обе стороны искали решения восточноевропейских проблем на путях обращения к проектам создания в Восточной Европе феодальной «федерации» держав, в состав которой вошли бы и Россия, и Речь Посполитая. Выдвигавшиеся обеими сторонами проекты такой федерации носили классовый характер, были выражением политики дворянства (иногда еще уже — политической элиты дворянства) как России, так и Речи Посполитой.
Классовый характер русской внешнеполитической программы проявлялся прежде всего в том, что лежавшая в ее основе исторически назревшая задача воссоединения восточнославянских народов облекалась в средневековую феодальную форму борьбы за восстановление «вотчины» Владимира Киевского. На первый план поэтому выдвигался вопрос о признании господствующим классом Речи Посполитой русского самодержца своим наследственным монархом как «вотчича» всех этих земель. Еще более важно, что русские феодальные политики искали решения вопроса лишь на путях соглашения между дворянством обеих стран. В рассматриваемую эпоху даже не ставился вопрос о возможности какого-то направленного против польско-литовских феодалов соглашения русского правительства с иными общественными группами в Речи Посполитой.
Расчеты на то, что польско-литовских феодалов удастся склонить к признанию верховной власти русского государя, в немалой мере объяснялись тем, что русские политики первоначально не имели достаточно ясных представлений о действительных планах и намерениях польско-литовских феодалов, хотя в попытках осуществления своих проектов они обнаружили известное знание внутренних проблем Речи Посполитой, и небезуспешно пытались использовать в своих интересах противоречия между магнатами и шляхтой. По мере того как планы и намерения польско-литовских феодалов становились в ходе политических контактов все более очевидными, стала меняться и вся позиция русского правительства.
Важнейшим итогом этих контактов для русского правительства стало ясное понимание, что соглашение с польско-литовским дворянством на условиях, приемлемых для русской стороны, невозможно, а других путей, ведущих к воссоединению, русские феодальные политики в то время не видели. В этих условиях их политические построения эволюционируют от концепций создания феодальной «федерации» в Восточной Европе к концепции военно-политического союза между восточноевропейскими государствами, союза, который позволил бы решить в интересах России и Речи Посполитой балтийский вопрос и укрепил бы позиции обеих держав перед лицом военно-феодальной экспансии Османской империи. В этом процессе смены и выработки решений проявились такие положительные качества стоявших у руководства Русским государством Б. Годунова и А. Щелкалова, как способность реально оценивать обстановку, широкий международный кругозор. К сожалению, эти проекты, предвосхищавшие программу русско-польского сближения, выдвинутую в XVII в. А. Л. Ординым-Нащокйным, не были осуществлены во многом из-за иной позиции польско-литовских феодалов.
Для второй половины XVI — начала XVII в. трудно говорить о наличии единой восточной политики у господствующего класса Речи Посполитой. Между позициями отдельных группировок существовали весьма серьезные расхождения, объяснявшиеся как разницей в социальном положении, так и различиями этнического характера, разными внешнеполитическими традициями и т. д. Так, если шляхта хотела видеть на троне сильного правителя, способного сломить власть магнатов (вроде Ивана IV), то магнаты решительно предпочитали слабого государя, отдавая свои симпатии его сыну Федору. Литовские феодалы предпочитали добиваться своих целей мирными средствами, в то время как польские феодалы были более склонны к применению силы и т. д.
Однако, сопоставляя между собой все выдвигавшиеся варианты, необходимо отметить наличие в них общей основы — единой политической программы, выражавшей интересы всего господствующего класса Речи Посполитой. Ее главной целью, как это признали уже и некоторые представители буржуазной историографии, было обращение русских земель в объект для польско-литовской феодальной колонизации. Что касается путей, ведущих к достижению этой цели, то при всех различиях в позиции отдельных группировок исходные предпосылки их политических построений определялись общими для всех них представлениями о Русском государстве и русском дворянстве как правящем политическом слое русского общества. Эти представления не основывались на реальном знании, а были продуктом механического переноса на Россию опыта действий в иной культурно-исторической среде, но были необыкновенно живучими и распространенными. Среди них — представление о русском дворянстве, включая и его элиту — монарха и его окружение, как о политически неразвитой, не имеющей за собой традиций политического воспитания общественной группе. Это представление, сочетавшееся с убеждением о превосходстве общественного строя Речи Посполитой и особой притягательности шляхетских «вольностей» для дворянства соседних стран, лежало в основе всех политических комбинаций польско-литовских политиков, полагавших, что им легко удастся обратить и русского монарха, и русское дворянство в орудие своих политических планов.
