Представления, на которых основывался подобный план, уже и в период правления Ивана IV далеко не соответствовавшие реальности, в начале XVII в. оказались в вопиющем противоречии с главным направлением исторического развития страны, где в эти бурные годы классовых и внутриклассовых конфликтов резко возросли политическая активность и организационная самостоятельность всех основных социальных слоев общества не только в центре, но и на местах. В этих условиях политика Сигизмунда III с самого начала не имела никаких шансов на успех. Правда, располагая польским гарнизоном в Кремле, король без большого труда сумел добиться поставленной перед собой цели: посадив под стражу неугодных членов думы, поставив под строгий надзор остальных, проведя на ключевые посты в управлении кучку авантюристов, искавших милостей короля, выслав в Польшу сопротивлявшихся его распоряжениям русских послов под Смоленском, Сигизмунд III добился того, что из Москвы стали рассылаться приказы, следовавшие его указаниям. Однако единственным результатом этой акции было катастрофическое падение престижа боярских правителей и объединение основных социальных групп русского общества для борьбы с иноземными завоевателям!. В итоге окончательно рухнули не только конкретные планы подчинения России, выдвинутые окружавшей Сигизмунда правящей кликой, но и вся концепция политического развития Восточной Европы, которую в течение полувека разрабатывала и пыталась провести в жизнь политическая элита господствующего класса Речи Посполитой.
Решение самых широких кругов русского общества (дворянства, горожан, черносошных крестьян, казачества) порвать с польско-литовскими феодалами и отклонить их планы «соединения» имело очень серьезное последствие для исторического развития России. Благодаря этому решению великорусская народность развивалась в условиях гораздо более благоприятных, чем украинская или белорусская народности. Еще более существенным по своим последствиям был тот факт, что русское общество отвергло модель общественного устройства Речи Посполитой, отдав решительное предпочтение системе институтов, созданных в ходе автохтонного развития. Важность этого решения станет очевидной, если принять во внимание, что речь шла о социально-политической организации, которая в самой Речи Посполитой к началу XVII в. уже исчерпала возможности поступательного развития и в сравнительно недалеком, будущем должна была привести страну к экономическому застою и политическому упадку. Русские люди начала XVII в., вероятно, не могли даже представить себе главных последствий своего решения, но это никак не умаляет огромного положительного значения их борьбы за национальный суверенитет Русского государства.
Проделанное выше исследование позволяет прийти к определенным выводам о том, как видоизменились традиционные внешнеполитические программы основных политических центров Восточной Европы после сдвигов, наступивших с заключением Люблинской унии, каково было их классовое содержание, какой круг идей и представлений определил выбор конкретных путей к достижению поставленных целей, наконец, как внешнеполитические концепции обеих сторон эволюционировали на протяжении изученного периода.
Заключение в 1569 г. Люблинской унии между Королевством Польским и Великим княжеством Литовским было крупнейшим событием в истории Восточной Европы XVI в., и прежде всего в истории отношений между родственными восточнославянскими народами, сформировавшимися к этому времени на основе единой древнерусской народности. Принятие унии означало окончательную адаптацию господствующим классом Украины и Белоруссии не только польской модели общественного устройства, резко отличной от великорусской (что уже само по себе предопределяло разные исторические судьбы русского дворянства и белорусско-украинской шляхты), но и концепции политического развития, отводившей польским феодалам главную руководящую роль в восточноевропейском регионе.
Люблинская уния — соглашение феодального дворянства, направленное против украинских и белорусских крестьян, горожан, казаков, — не разрешила и не могла разрешить противоречий, порожденных польской и литовской феодальной экспансией на белорусские и украинские земли. Более того, уже через несколько десятилетий стало ясно, что она сильнейшим образом способствовала их обострению и углублению. Однако в конкретной ситуации последней четверти XVI в. позиция украинского и белорусского дворянства ставила русское правительство перед сложной задачей поисков дальнейших путей воссоединения в условиях, когда России противостояло вновь возникшее огромное государство, превышавшее ее и по размерам территории, и по численности населения. Со своей стороны и перед польскими феодалами после заключения Люблинской унии встала необходимость определить свое отношение к Русскому государству, исключить угрозу их господству над украинскими и белорусскими землями, исходившую от великорусского политического центра с его программой воссоединения восточных славян.
