Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - страница 115
Между тем, только проделав такую работу, можно представить себе позицию русской стороны по интересующим нас вопросам в целом и понять дальнейшее направление восточной политики Речи Посполитой после заключения упомянутых соглашений. При этом следует иметь в виду, что оба соглашения передают русскую программу унии неточно и неполно. Уже С. Ф. Платонов отметил, что так называемый смоленский договор — это лишь перечень условий, по которым обе стороны достигли предварительной договоренности, но он вовсе не отражает все пожелания русской стороны[915]. С полной уверенностью это можно утверждать относительно августовского договора 1610 г. По свидетельству С. Жолкевского, в зачитанном ему «большом свитке» с изложением русских условий избрания был целый ряд пунктов, которые он в текст соглашения включить отказался[916]. Их текст был передан Сигизмунду III вместе с предварительным соглашением[917]. Раскрыть более подробно содержание ряда условий русской стороны позволяет наказ великому посольству, отправленному осенью 1610 г. под Смоленск для продолжения переговоров с Сигизмундом III. Сопоставляя между собой все эти материалы, можно составить полное представление о тех условиях, на которых часть русского дворянства и горожан была согласна пойти на «соединение» с Речью Посполитой.
Прежде всего следует отметить, что если с самого начала интервенции польско-литовское правительство навязывало русскому населению кандидатуру Сигизмунда III, то в обоих соглашениях речь шла о выборе на русский трон его 14-летнего сына Владислава. Тем самым русское государство должно было существовать и далее как отдельный государственный организм во главе с особым правителем и лишь в перспективе мог встать вопрос об объединении России и Речи Посполитой под властью одного монарха. К этому следует добавить, что, как правильно отметил уже С. Ф. Платонов, основная часть помещенных в договорах статей обязывала королевича Владислава «блюсти неизменно православие, административный порядок и сословный строй Москвы»[918]. Действительно, в различных статьях договоров мы встречаем требования, чтобы православная вера «ни в чем нарушена не была», чтобы все пожалования в пользу церкви были неприкосновенными, чтобы светские феодалы также сохранили за собой свои владения и получали денежное жалование в соответствии с установленным обычаем, чтобы доходы собирались по традиционным нормам, а суд производился по Судебнику. Следует подчеркнуть, что речь шла о сохранении и утверждении традиционных форм сословной и государственной организации русского общества, сложившихся еще до начала крестьянской войны и иностранной интервенции. Лишь в некоторых пунктах эти нормы подверглись изменениям. Наиболее существенным из них, на первый взгляд, представляется обязательство, содержащееся в смоленском договоре, что новый царь «без рады и намов бояр думных… ничого чинити не будет»[919]. Если воспринять эту формулу буквально, то следует констатировать, что вступление Владислава на трон должно было означать изменение правления в Московском государстве, раздел власти между правителем и группой аристократических фамилий. Однако уже С. Ф. Платонов усомнился в том, что данный текст следует понимать именно таким образом, и правильно раскрыл содержание данной формулы как «гарантии сохранения старого строя московской жизни от покушений иноземной и иноверной власти»
