Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в. - страница 65
§ 4. Вторжение: европейский поход,
1240–1242 гг.
«Прииде Батыи къ Кыеву в силе тяжьце, многомь множством силы своея, и окружи градъ, и оступи сила Татарскаа, и бысть градъ (во) обьдержании велице, и бе Батыи у города и отроци его Обьседяху градъ и не бе слышати от гласа скрипаня телегъ его, множества ревеня верьблюд его, и рьженя от гласа стадъ конеи его, и бе исполненна Рускаа земля ратныхъ»[453].
Монгольская армия подступила к Киеву в сентябре 1240 г. Согласно поздним источникам, восходящим к Псковскому летописному своду 50–60-х гг. XV в. (Летопись Авраамки, Супрасльская и Псковская I летописи), осада длилась 10 недель и 4 дня и завершилась решительным штурмом 19 ноября 1240 г.[454] Примечательно, что даже летописец Даниила Галицкого не знал точной даты взятия древнерусской столицы и оставил в тексте пробел, а во Владимирском великокняжеском своде вообще было просто записано, что это случилось «до Рождества Господня на Николинъ день»[455]. Бои в Киеве были настолько кровопролитными, что потом некому было вспомнить о датах их проведения — в живых остались очень немногие.
Побывавший в этих местах спустя пять лет (зимой 1245–1246 гг.) папский посланник брат-минорит Иоанн де Плано Карпини (Giovanni da Pian del Carpine) записал в своем отчете:
«…они [монголы] пошли против Руссии и произвели великое избиение в земле Руссии, разрушили города и крепости и убили людей, осадили Киев, который был столицей Руссии, и после долгой осады они взяли его и убили жителей города; отсюда, когда мы ехали через их землю [на восток к Волге], мы находили бесчисленные головы и кости мертвых людей, лежавшие в поле; ибо этот город был весьма большой и очень многолюдный, а теперь он сведен почти ни на что: едва существует там двести домов, а людей тех держат они в самом тяжелом рабстве. Подвигаясь отсюда, они сражениями опустошили всю Руссию»[456].
Даже спустя 5 лет в Переяславской и Черниговской землях не нашлось кому захоронить погибших. А о разоренном Киеве даже итальянец, впервые побывавший здесь, писал, что тот «сведен почти ни на что». Длительная (самая длительная) осада, а затем жестокий штурм Киева стали кульминацией Батыева вторжения на Русь.
Захватив пленного, осажденные узнали, что на их город обрушились орды сразу семи Чингизидов:
«…яша же в нихъ Татарина именемь Товрулъ и тъ исповеда имъ всю силу ихъ; се бяху брата его силные воеводы Урдю, и Баидаръ, Бирюи, Кадан, Бечакъ, и Меньгу, и Куюкъ, иже вратися, уведавъ смерть канову, и бысть каномь, не от роду же его, но бе воевода его перьвыи Себедяи багатыръ и Бурундаи багатыръ, иже взя Болгарьскую землю и Суждальскую, и инехъ бес числа воеводъ, ихже не писахом зде»[457].
В походе на запад под общим руководством Бату приняли участие ханы-чингизиды Орда, Байдар, Бури, Кадан, Бучек, Менгу и Гуюк. Последние два вскоре после начала осады Киева были отозваны в Монголию великим ханом Угэдеем, что не должно было снизить общее количество воинских подразделений. Кроме собственно «принцев крови» в летописи среди вождей названы знаменитый Субэдей-багатур, громивший русские дружины еще на Калке в 1223 г., а также прославившийся убийством великого князя Юрия Всеволодовича Бурундай-багатур. В целом если следовать принципу, что на каждого предводителя приходилось не менее одного тумена, то через Днепр должно было переправиться около 90 тысяч воинов.
По меркам средневековой Европы это была колоссальная армия. Такого полчища под стены Киева еще никогда не подступало. Ворот захватчикам, однако, никто открывать не стал. Гордые горожане, покинутые своим князем и брошенные в водоворот мировой истории в совершенном одиночестве, решили помериться силой с покорителями мира. Хотелось бы услышать от кого-нибудь социально-психологическую интерпретацию такого положения дел, когда жители обреченного, покинутого даже собственной элитой населенного пункта внезапно вступают в бесполезное с военно-политической точки зрения противостояние с заведомо сильнейшим противником. Наверное, речь должна идти об особенном состоянии сознания людей, особом комплексе поведенческих стереотипов, образцовом коллективизме и глубокой, безоглядной вере.
