— Разве ты не тот немец, который должен лишить меня могущества?
— Алый Амулет?! — воскликнул потрясенный Хокмун. — Откуда он у вас?
— Что значит — откуда? — зловеще ухмыляясь, переспросил Стальников и поднялся на ноги. — С трупа воина, тридцать лет назад проезжавшего по этим землям. Его подстерегли и убили мои слуги. — Он гладил Амулет, и тот разгорался ярким, слепящим светом. — Это и есть Безумный Бог. Это и есть источник моей болезни и моего могущества. Я у него в плену.
— Ты — Безумный Бог! Где моя Исольда?
— Исольда? Девушка? Новенькая девушка со светлыми волосами и нежной белой кожей? А почему ты о ней спрашиваешь?
— Она — моя!
— Тебе не нужен Амулет?
— Мне нужна Исольда.
Смех Безумного Бога прогремел в зале, отдаваясь многоголосым эхом.
— Так ты ее получишь, германец!
Он захлопал в ладоши, похожие на клешни, и заметался по клетке, словно кукла, которую дергают за одну-единственную нить.
— Исольда, девочка моя! Исольда! Иди-ка сюда, сделай одолжение своему господину!
Из ниши в стене, где потолок почти соприкасался с полом, вышла девушка. Ее силуэт был знаком Хокмуну, но герцог не был уверен, что это его невеста. И все же… «Да, это она. Ее походка, ее осанка».
Его губы растянулись в счастливой улыбке. Он шагнул к ней, протягивая руки.
С диким звериным визгом девушка бросилась к нему.
На ее пальцах были наперстки с металлическими когтями, из одежды торчали шипы, лицо исказила гримаса.
— Убей-ка его, красотка Исольда! — хихикал Безумный Бог. — Убей его, цветочек мой, и получишь в награду его потроха!
Хокмун едва успел закрыть глаза руками. Металлические когти рассекли кожу на тыльной стороне его ладони. Он отпрянул от девушки.
— Исольда, опомнись! Я — Дориан, твой жених…
Но безумные глаза не узнавали его, а из оскаленного рта текла слюна. Острые когти снова метнулись к лицу герцога, и он едва увернулся.
— Исольда…
Безумный Бог хохотал, вцепившись в прутья решетки.
— Убей его, мой цыпленочек! Разорви ему горло!
— Что за сила лишила ее воли? Что заставило ее забыть о любви?
— Сила Безумного Бога, подчинившая и меня, — ответил Стальников. — Алый Амулет всех обращает в рабство.
— Да — если он в недобрых руках… — Хокмун снова увернулся от когтей Исольды и бросился к клетке.
— Руки, в которые он попадет, обязательно станут недобрыми, — со смехом произнес Стальников, когда когти разорвали Хокмуну рукав. — Любые руки!
— Только не руки слуги Рунного Посоха! — произнес гулкий голос. В дверном проеме стоял Рыцарь в Черном и Золотом.
— Помоги! — крикнул ему Хокмун.
— Я невправе, — ответил Рыцарь.
Убегая от разъяренной Исольды, Хокмун споткнулся, и тотчас когти впились ему в плечи. Он схватил ее за запястья и вскрикнул от боли — в ладони вонзились острые шипы. Но все же он сумел высвободиться и отшвырнуть девушку, а потом бросился к клетке, где верещал от восторга Безумный Бог.
Подпрыгнув, он ухватился за прутья решетки и подтянулся. Потом ударил Стальникова, и тот упал. Клетка дергалась и кружилась; Исольда приплясывала внизу, пытаясь дотянуться до Хокмуна.
С круглыми от ужаса глазами Стальников жался к прутьям. Подобравшись к двери, Хокмун распахнул ее и протиснулся в клетку. Внизу в бессильной злобе выла Исольда; алый свет Амулета отражался в ее глазах.
Глядя на чудовище, в которое превратилась его любимая, Хокмун заплакал. Потом с ненавистью посмотрел на Безумного Бога.
По залу разнесся глухой, скорбный голос Стальникова, который направлял в глаза Хокмуну луч Амулета:
— Назад, смертный! Повинуйся мне! Повинуйся могуществу Амулета…
Хокмун застыл, не сводя глаз с сияющего Амулета и чувствуя, как слабеет его тело, как тает воля…
— Спускайся! — властно сказал Стальников. — Иди навстречу своей гибели!
Но Хокмун напряг все свои силы и шагнул вперед. Безумный Бог от изумления открыл рот.
— Прочь! — взвизгнул он. — Я повелеваю… именем Алого Амулета…
— Над ним Амулет не властен, — твердо произнес Рыцарь. — Только над ним. Герцог Кельнский имеет право носить его.
Стальников вскрикнул и заметался по клетке. У Хокмуна подкашивались ноги, но он решительно приближался к Безумному Богу.
— Назад! — закричал Стальников. — Прочь отсюда!
