– Хочу. Но даже если ты сказала ему «нет», ты не можешь стать женой мясника, ничего не зная о том, чем именно я занимаюсь.
– Не очень-то романтично.
– Поверь, позднее ты увидишь, что и в этом есть своя романтика. И вообще, что может быть романтичней мертвой плоти? – с улыбкой сказал Патрик, и Кейт невольно рассмеялась.
А он снял куртку, надел свежий рабочий халат, длинный и белоснежный, а Кейт вручил чистый фартук – «Завяжи его на шее повыше» – и тридцатисантиметровый стальной нож. А еще дал ей перчатки, но совсем не такие, тонкие хлопчатобумажные, какими Кейт пользовалась, имея дело с тканью, а из очень толстой ткани, похожей на парусину.
– И волосы чем-нибудь подвяжи, чтобы они не попали в пищу, – сказал Патрик. Волосы Кейт сейчас выглядели особенно пышными – ей почему-то захотелось смыть с себя весь лак, прежде чем идти к Патрику. – Если хочешь, могу дать тебе шапку. Сейчас принесу.
Сам Патрик, стоя за прилавком, всегда надевал белую шерстяную шляпу-федору – лихо заломленную и очень старомодную, – но Кейт он протянул бумажную шапчонку, какие обычно носят официанты придорожных ресторанов.
– Нет, она просто ужасна!
– Тогда, может, лучше сетку для волос?
– Лучше всего, пожалуй, просто пойти и поужинать.
– Скоро пойдем, – пообещал Патрик и взял в руки маленькую серебристую пилу. – Давай начнем со специального заказа.
– Ты это серьезно?
– Да, совершенно серьезно.
И Патрик с глухим стуком шлепнул на стол из нержавейки переднюю четверть телячьей туши. Мясо, лежавшее прямо перед Кейт, было нежно-розовым и казалось очень мягким.
– Настоящая телятина, – сказал он. – Сперва нужно отрезать все необходимое, чтобы отделить грудинку и голень от плеча, а уж потом отделять ребрышки друг от друга.
Концом длинного ножа для свежевания туши Патрик указывал, где именно следует делать разрезы.
– Ты что, со всего на свете шкуру снять готов? – спросила Кейт.
Он засмеялся.
На стене в рамке висела сделанная по канве вышивка, скорее всего, работа Пег. Знаменитые строки Роберта Бернса:
У которых есть, что есть, – те подчас не могут есть,
А другие могут есть, да сидят без хлеба.
А нас тут есть, что есть, да при этом есть, чем есть, —
Значит, нам благодарить остается небо!
[53]Но Кейт все же надеялась, что в их совместной жизни будет не слишком много «мясной» поэзии и не слишком много уроков по свежеванию туш.
Патрик ласково похлопал ладонью по лежавшему перед ним куску телятины.
– Видишь, какая нежная? – Но смотреть Кейт была не в силах.
Утром, когда Кейт приняла его приглашение поужинать вместе, она рассчитывала, что они пойдут именно обедать, и вовсе не ожидала, что вместо еды ей преподадут урок ирландского мясницкого искусства. Кейт положила нож рядом с телячьей ногой и мягко заметила:
– Сейчас, пожалуй, поздновато для подобных занятий.
Кстати, и у самого Патрика вид был усталый.
– Ну, хорошо. Тогда отложим тему правильного расчленения туши на следующий раз. – Патрик подхватил здоровенный кусок телятины и ловко пристроил его на плечо – Кейт легко могла себе представить, что он частенько демонстрирует похожие трюки телефонисткам. Кусок туши покачивался у него на плече, делая его похожим на силача из цирка-шапито. – Между прочим, – сказал он, – французское слово entrecote означает «хорошая отбивная из межреберной части». Вот из этой телятины как раз и получатся отличные антрекоты.
– Ты же не говоришь по-французски.
– Антрекот – мясницкое слово.
Он ловко развернулся с куском на плече и сунул телятину обратно на полку, где лежали и остальные части несчастного коровьего детеныша. Магазин был закрыт и чисто вымыт. Завтрашние особые заказы выстроились в ряд для ранней утренней доставки. Патрику и Кейт давно пора было двигаться в паб. Он сказал, что просил миссис Браун приготовить им настоящий мясной пирог, бифштекс, пиво от Мёрфи и бекон, сделанный самим Патриком. А ко всему этому следовало подать картофельное пюре, так как нет лучшего гарнира, чем размятая картошка с маслом и сливками. «И украшенная сверху веточками петрушки, – сказал он. – Вот настоящая еда для ухаживания за девушкой».