Как только они вернулись домой, сонных детей сразу уложили спать, а Леандр и Джудит сели за легкий ужин.
– Я удивлена тем, как серьезно они восприняли «Гамлета», – сказала она. – Впрочем, должна признаться, когда шла пьеса, я сама верила в реальность происходящего. Я чувствовала волнение и муки Гамлета, отчаяние бедной Офелии… Я рада, что мы взяли детей с собой. Спасибо тебе.
– Мне самому это доставило удовольствие. – Леандр коснулся ее руки. – Знаешь, я порой чувствую себя пресыщенным, и мне очень приятно взглянуть на все свежим взглядом.
– Да, именно дети даруют нам возможность познать мир заново.
– Я имею в виду не только детей.
Джудит неуверенно посмотрела на мужа:
– Прости, я слишком простодушна…
– И это очень хорошо. Дети вырастут, и ты станешь мудрее. Так давай наслаждаться нынешней простотой и наивностью, пока они есть. Как-нибудь я свожу вас всех в цирк, – подмигнул он ей. – Не могу дождаться этого дня!
На следующий день явились с визитом двое встреченных накануне членов «компании повес». С ними пришел и третий – красивый, хотя и однорукий, мужчина по имени Хэл Боумонт. Джудит начинала думать, что «компания» подбиралась по принципу красивой внешности. Маркиз Арденн был одним из самых красивых мужчин Англии, но Хэл Боумонт, несмотря на свое увечье, мог справедливо считаться почти таким же темноволосым красавцем.
Не было и речи об обычном двадцатиминутном визите. Трое гостей вели себя как дома. Джудит догадалась, что так принято среди членов «компании», и не возражала против этого, хотя постоянно чувствовала на себе оценивающие взгляды, словно ее принимали в новую семью.
Собственно, приблизительно так оно и было. «Компания» представляла собой что-то вроде семьи со свободными и одновременно очень крепкими узами между ее членами. Джудит понимала, почему Леандр, не имея собственной семьи, придавал такое значение «компании».
Дети вернулись с прогулки и послали Аддисона спросить, можно ли им войти в гостиную. Разрешение было получено, и они вошли. Леандр похвалил их за правильное поведение.
Роузи честно призналась:
– Мы спросили Аддисона, и он подсказал, как надо правильно поступить.
– Молодцы! – улыбнулся Леандр. – Чтобы добиться успеха, надо получить хороший совет и воспользоваться им. А теперь позвольте представить вас моим друзьям. Этот джентльмен – сэр Стивен Болл, он известен своими блестящими речами в палате общин. А это мистер Майлз Кавана, который любит притворяться ирландским плутом, но на самом деле является крупным английским землевладельцем. Если вы найдете к нему подход, он, возможно, продаст вам когда-нибудь одну из своих великолепных лошадей. А это мистер Хэл Боумонт. Правильнее было бы майор Хэл Боумонт. Он покрыл себя воинской славой, потерял в бою руку и был вынужден уступить свое место в строю другим воинам.
Джудит ахнула, услышав столь прямолинейное упоминание об увечье одного из гостей. Впрочем, сам мистер Боумонт, судя по всему, предпочитал честное обращение. Он только слегка поправил Леандра:
– Не надо говорить «потерял», словно это произошло из-за моей рассеянности.
– А это, как вы уже знаете, – гордо произнес Леандр, положив одну руку на плечо Бастьена, а другую на плечо Роузи, – мои дети, Бастьен и Роузи Росситер.
Бастьен молча поклонился, а Роузи сделала реверанс.
– Двое новых членов «компании»! – произнес мистер Кавана. – Да ты перещеголял Николаса, приятель!
Леандр счастливо рассмеялся:
– Верно! Бастьен скоро отправится в Харроу и сможет поддержать традиции нашей «компании». Я уже договорился, чтобы его приняли в школу. Наверное, учителя, которые помнят нас, уже дрожат в ожидании его появления.
Они принялись рассказывать школьные байки, к которым Бастьен прислушивался с напряженным вниманием. По большей части байки касались веселых розыгрышей и спортивных подвигов, поэтому его желание учиться в школе возросло, несмотря на периодические упоминания о наказании.
Роузи сидела тихо, украдкой бросая взгляд на пустой рукав Боумонта.
Потом Джудит разговорилась со Стивеном Боллом, самым спокойным из гостей.
– Вы, случайно, не имеете какого-либо отношения к мистеру Себастьяну Росситеру, леди Чаррингтон? – спросил он.
