– По-моему, вы говорили, что ваш отец не был жестоким человеком, – с трудом выговорила она.
– Он не был жестоким, зато я был непослушным ребенком.
– Мне трудно в это поверить, – пробормотала Джудит. – Уж не захотите ли вы и Бастьена пороть, чтобы «научить» его терпеть еще до школы?
Тяжелые веки графа прикрывали его глаза, и Джудит не могла понять их выражения.
– Конечно же, я не стану этого делать, – отозвался он наконец. – Как только мы приедем в Сомерсетшир, я возьму Бастьена в гости к Николасу Делейни. Возможно, он даст мальчику дельный совет относительно организации новой «компании повес». У нас наказания были редки и не чрезмерны.
– Но ведь для матери совершенно естественно быть нежной и мягкосердечной по отношению к своим детям! – выпалила Джудит.
– Разумеется, – согласился Леандр и тут же добавил: – Именно поэтому детям нужны отцы.
Бросив на графа гневный взгляд, она решительно пошла вперед. И все же ясно, что Леандр не будет жесток к ее детям и наверняка сумеет направить Бастьена к успешной карьере гораздо лучше, чем это мог бы сделать Себастьян.
До свадьбы оставалось всего три дня, и Джудит почти закончила подготовку к отъезду. Дом стал полупустым и печальным. Крупные вещи уже были уложены в ящики и почтовой каретой отправлены в Темпл-Ноллис. Среди вещей были книги, портрет Себастьяна и несколько коробок с заметками и не опубликованными стихами. Казалось странным отправлять в это в дом нового мужа, но выбросить наследство Себастьяна она просто не могла. К тому же эти вещи могли оказаться бесценными для выросших детей.
Новая одежда была аккуратно упакована, чтобы сопровождать владельцев в путешествии. Бастьен и Роузи собрали по коробке, куда каждый из них уложил свои книжки и любимые игрушки. Джудит увидела в этих коробках очевидный хлам, но не стала возражать. Чем только не дорожат дети!
Впрочем, она сама тоже долго не могла решить, что делать с первым подвенечным платьем, которое было ей уже слишком мало, но все же бережно хранилось, пересыпанное сухой лавандой от моли. В конце концов Джудит его выбросила, зато сохранила написанное рукой Себастьяна стихотворение, которое он принес ей в первый день знакомства, четырнадцать лет назад.
Теперь перед ней стоял последний вопрос – что делать с кулинарными заготовками к Рождеству и вином из ягод бузины? Не было никаких причин хранить их, можно было отдать какой-нибудь бедной семье, которых в Мейфилде немало. С другой стороны…
Вошла Роузи с котенком на руках.
– Мама, почему ты так сердито смотришь на пудинг? – удивленно спросила она.
– Я просто думаю, кому бы его отдать, детка.
– Отдать наш пудинг? – возмущенно переспросила Роузи.
– Видишь ли, нет никакого смысла везти его в Темпл-Ноллис. Я уверена, тамошний повар сделал десятки гораздо лучших пудингов.
– Но это же наш пудинг! – воскликнула Роузи. – Мы его сделали! Я загадала желание! В нем серебряный шестипенсовик.
Она разрыдалась. Котенок соскочил с рук и убежал подальше от опасности. В кухню вбежал Бастьен.
– Мама хочет отдать наш рождественский пудинг! – всхлипнула Роузи.
Бастьен не заплакал, но в глазах мелькнула горестная тень. Джудит сдалась:
– Хорошо-хорошо, мы возьмем его с собой. И сладкие пирожки тоже. И все остальное…
Дети сразу повеселели, и Джудит тоже улыбнулась. Ведь и ей не хотелось отдавать рождественские угощения. Для Темпл-Ноллиса они были ничтожны, но делали их с любовью, они оплачены жестокой многодневной экономией. Раз уж на то пошло, она и дети выберут какой-нибудь укромный уголок в Темпл-Ноллисе и тайно отпразднуют там Рождество.
– Вино мы тоже возьмем с собой, – сказал Бастьен. – К рождественскому обеду ты всегда ставила бутылку вина, а в этом году ты обещала дать мне попробовать.
Джудит с сомнением посмотрела на десять бутылок молодого вина и одну откупоренную, прошлогоднего урожая.
– У лорда Чаррингтона много разных вин, Бастьен.
– Но это же другие вина!
Джудит снова уступила просьбам детей в надежде, что карета окажется достаточно вместительной.
– А как же наши рождественские ленточки и китайские фонарики? – спросил Бастьен.
