– Именно это я и собираюсь сделать.
* * *
Утром следующего дня Алексей Фёдорович отправил по адресу баронессы фон Штейн самого опытного филёра, дабы тот проследил за обитателями дома и, по возможности, добыл хоть какие-то сведения о вдове.
Когда филёр удалился, поручик извлёк из должностной папки описание мошенницы, успешно всучивающей состоятельным москвичам поддельные предметы искусства. Ещё раз прочёл: «Молода, красива, легко входит в доверие даже к незнакомым людям, имеет манеры аристократки…»
Полянскому тут же вспомнилось вчерашнее знакомство в галерее. Поразительно, с какой лёгкостью «вдова» начала разговор! А как уверенно вела себя… А как правдоподобно всплакнула по «покойному супругу»… А сколь безошибочно определила, что посетители галереи готовы уже приобрести картину, но в чём-то пока ещё сомневаются… Да, дама явно отлично разбирается в людях, чувствует их и умеет вступить в разговор в самый нужный момент. Немудрено, что перед ней не может устоять ни один мужчина…
Настораживало одно: отчего женщина, аристократка, да ещё и вдова столь легкомысленно приглашает к себе в дом двух мужчин, с которыми познакомилась только что? Неужто действительно крайние обстоятельства? Поручик не находил себе места, и чем больше он размышлял, тем сильнее росли его подозрения.
Алексей Фёдорович взглянул на часы: уже четверть одиннадцатого! Он положил перед собой чистый лист бумаги и быстро, размашистым почерком составил срочный запрос в Архив министерства внутренних дел относительно статского советника барона фон Штейна: даже если тот умер, сведения о нём должны храниться в архиве ещё в течение двадцати пяти лет. Аккуратно сложив запрос и запечатав его в конверт, поручик вызвал курьера.
Ровно в одиннадцать часов утра филёр уже стоял перед Полянским и докладывал, что дом в Новоапостольском переулке действительно сдан некой баронессе фон Штейн, вдове статского советника, поселившейся по означенному адресу примерно в начале осени. По свидетельствам консьержа и соседей, женщина и впрямь привезла с собой большую коллекцию картин. Баронесса ведёт соответствующий статусу вдовы образ жизни, шумных компаний не собирает; если и навещают её изредка гости, то исключительно почтенной наружности. Судя по всему, женщина действительно распродаёт коллекцию, ибо время от времени солидные господа выносят из её дома картины, садятся в богатые экипажи и уезжают.
Полянский снова посмотрел на часы – время визита к баронессе фон Штейн неумолимо приближалось. Собственно, сведения, добытые филёром, и не укрепили, и не развеяли подозрений поручика. Правда, одно он знал теперь наверняка: вдова и в самом деле продаёт картины. Только вот подлинные ли?
Полянский встал из-за стола и прошёлся по кабинету, бормоча:
– Чёрт знает что… Грачёв прав: служба в жандармерии определённо наложила на меня отпечаток… Надо же – начал подозревать всех подряд! Эдак я скоро и Дашу-служанку начну допрашивать с пристрастием: где была? что делала? у кого именно мясо покупала?
«Не вяжется… Ничего не вяжется… – вернулся поручик к размышлениям о работе. – Баронесса отнюдь не скрывается – напротив, открыто приглашает покупателей в свой дом. Живёт она в Новоапостольском с осени, сейчас уже март… И за это время никто ещё не обвинил её в торговле поддельными картинами! Вероятно, настоящая мошенница – не Матильда фон Штейн… Да, но почему у меня возникло ощущение, будто я где-то уже встречал баронессу? Странно… Может быть, виной тому её немыслимая красота?»
В памяти Алексея Фёдоровича тотчас всплыл образ Матильды, и он энергично тряхнул головой, избавляясь от наваждения…
* * *
Баронесса встретила гостей радушно, и Полянскому снова сделалось стыдно: «Очаровательная женщина! А я – последний болван».
Предупредительная хозяйка с порога предложила мужчинам кофе со свежими круассанами, и те не нашли в себе сил отказаться.
За угощением вдова поинтересовалась нынешними ценами на лес. По счастью, Полянский заблаговременно подготовился к этому вопросу и потому легко дал исчерпывающий ответ. Грачёв же преимущественно помалкивал, предпочитая набивать рот вкуснейшими круассанами.
