Следует, однако, учесть, что «раскачивание лодки» совсем не равносильно желанию утопить ее. Александр II вывел страну из привычного равновесия, потому что занимался ее ремонтом. Герцен – потому что энергично бил в «Колокол», стремясь привлечь всеобщее внимание к рифам и мелям. Славянофилы сильно накренили судно, перегнувшись через борт, чтобы помочь утопающему славянскому брату. И только «Народная воля», а затем и пришедшие им на смену марксисты-ленинцы не раскачивали, а целенаправленно топили лодку. По идейным соображениям.
Эпоха Александра II совпадает с эпохой политической мысли, порожденной опытом Парижской коммуны 1871 года. А главный вывод, сделанный Марксом из этого революционного эксперимента, заключался в том, что целью революции должна стать «не передача военно-бюрократической машины из одних рук в другие, как это бывало до сих пор, а разрушение этой машины». То есть борьба шла не за место у руля, а за то, чтобы пустить судно на дно.
Эта же мысль легла затем в основу всей ленинской теории диктатуры пролетариата. В своей работе «Государство и революция» Ленин, ссылаясь на опыт Парижской коммуны, пишет, что пролетариат должен не просто завладеть государственной машиной, а разбить, сломать ее до основания:
…таков действительный интерес «народа», большинства его рабочих и большинства крестьян, таково «предварительное условие» свободного союза беднейших крестьян с пролетариями, а без такого союза непрочна демократия и невозможно социалистическое преобразование.
К этому выводу присоединялся еще один постулат:
Диктатура пролетариата есть самая свирепая, самая острая, самая беспощадная война нового класса против более могущественного врага, против буржуазии, сопротивление которой удесятерено ее свержением…
Народовольцы в силу того, что еще не полностью избавились от иллюзий по отношению к «пассивному» крестьянству и не успели еще всем сердцем прикипеть к новому объекту любви – «активному» пролетариату, не могли столь подробно теоретически обосновать необходимость пустить на дно весь российский государственный корабль. Зато само по себе инстинктивное желание «утопить» было уже необоримым.
Считать Россию родиной политического терроризма нельзя, поскольку этот способ борьбы против власти (и за власть) известен с библейских времен: иудейские террористы зелоты-сикарии, вооруженные кинжалами, боролись с римлянами еще до рождества Христова. А вот по размаху и результативности террористической деятельности «Народная воля» и сегодня, во времена разветвленного международного терроризма, производит глубокое впечатление. Что же касается XIX века, то тогда русские террористы, безусловно, занимали лидирующую позицию, оставив далеко позади всех западных экстремистов, вместе взятых.
Были у русского терроризма и свои национальные особенности. Если террористические акты в те времена и имели место (убийство Линкольна, террористические акты Геделя и Нобилинга против императора Германии, Монкаси – против короля Испании, Пассананте – против короля Италии), то носили они все же единичный характер. В России терроризм приобрел широчайший размах, поскольку это стало делом не одиночек, а дисциплинированной революционной партии. «Народная воля» не только брала на себя ответственность за террористические акты, но и, как правило, мотивировала и даже анонсировала их, рассылая предупреждения о вынесенном приговоре будущим жертвам.
Только на Александра II было совершено свыше десятка покушений: в него стреляли, его пытались убить кинжалом, минировали столовую Зимнего дворца, взрывали царский поезд, в императорский экипаж бросали бомбы и т. д. По своей настойчивости и изобретательности охота на Царя-освободителя не имеет себе равных.
К тому же преследовали не только царя, но и «дичь» помельче: министров, губернаторов, градоначальников, жандармов и их агентов. Чаще террористы выбирали конкретную жертву, приговаривая человека к смерти за конкретные действия, но бывало, человек становился мишенью и просто «по должности». Смертный приговор был вынесен даже Дмитрию Милютину, одному из самых порядочных и умных людей в царском правительстве, политику либеральных взглядов, реформатору. Его вина состояла лишь в том, что он являлся военным министром.
