Западло стрелять в спину. Но то, что делали эти люди, — еще большее западло… Он бил короткими очередями, экономя патроны — не так-то много ему отпущено. Торопился все сделать, пока они не вышли из зоны поражения… Разбросало дружную ватагу. Скачущий в арьергарде вывалился из седла — молодой еще парнишка, чего он потащился в криминальный бизнес? Второго впечатало в шею лошади, обвисли руки, выпустил поводья. Метнулся рыжий жеребец в белых яблоках, встал поперек движения — и смешались в кучу кони, люди… Всадники вываливались из седел, катились по камням и жухлым кустикам, изрыгали проклятия. Трещали кости под копытами. Двое удержались в седлах, стали неловко разворачиваться — одному он прострелил голову, другому плечо, конник не удержал равновесия, упал, повиснув в стремени, а испуганная кобыла поволокла его, взывающего к небесам, дальше по тропе…
Он не хотел добивать раненых, они стонали. Рябого бородача придавило крупом лошади, он не мог выбраться, не мог достать свое помповое ружье… Все было кончено. Полминуты работы. Вторая волна не разразилась — вероятно, это было все, что смог собрать для «скачек» господин Рудницкий. Шатаясь от усталости, он доковылял до ближайшего мертвеца, сел на корточки, выудил из вместительного кармана на ляжке запасные магазины — этот черт был тоже вооружен «Кедром»…
Цокали копыта — он поднял голову. Возвращалась Татьяна на своей лошади — черная от волнения. Расслабилась, увидев живого Алексея.
— Прыгай мне за спину! Да живее, Лешенька!
— Ты почему Лиду бросила? — всполошился Корчагин, прыгая на лошадь и обнимая девушку за талию.
— Да не сбежит твоя Лида, куда она денется! — раздраженно выкрикнула Татьяна, стегнула поводьями, и они помчались догонять сбежавшее войско…
Предел усталости был не за горами. Погони не наблюдалось — ото всех избавились. Но останавливаться не хотелось, отряд продолжал вгрызаться в сузившееся ущелье. В этой местности Алексей уже не ориентировался, он уже ни в чем не ориентировался! Скалы сливались в монотонную вереницу бесформенных глыб, липкий пот заливал глаза. «Блатной шарик» не успел подняться, как сразу начал жарить. Жирные круги плясали перед глазами — от усталости, от жары, от потрясения… Когда сомкнулись скалы по курсу, он поначалу решил, что это глаза сбежались в кучку. Но все оказалось серьезнее — впереди тупик, ущелье обрывалось, дорогу преграждали монолитные скалы. Кони вяло гарцевали среди разбросанных каменных огрызков, устилающих дно теснины, люди хмуро озирались. С двух сторон возвышались кручи — не сказать что отвесные, на них имелся какой-то уклон, они напоминали распрямленный амфитеатр — уступы, камень, глина, все вперемешку, и все эти «горки» вздымались метров на пятнадцать вверх. Выбора не было. Склон на западе выглядел более пологим. Люди бросали лошадей, взбирались на склон, делая передышки на уступах. И снова изнуренная Лида болталась у Корчагина на плече, Василий его поддерживал, а Татьяна фыркала где-то сзади. Коптелый вскарабкался первым, схватил Алексея за шиворот, поволок на буксире. Потом дождался отстающего Дмитрия Ивановича, помог ему подняться. Наверху имелась площадка, в отдалении причудливым «яйцом» возвышалась небольшая скала округлой формы. А вокруг простиралась безрадостная перспектива — угрюмое горное царство, средоточие Турочанского хребта, нелепые, но живописные нагромождения всего, что называется «горной местностью»…
— Ох, как много наших полегло… — сетовал Коптелый, падая на колени. Подтянул к себе рюкзак. — Ну всё, бабоньки и мужики, ложусь есть, проголодался, как скотина. Есть желающие отведать колбаску из эмульсии свиной шкурки? — Но вместо колбаски он первым делом извлек плоскую бутылку джина, о существовании которой никому не говорил, отвинтил крышку и, присосавшись, выхлебал половину. Рухнул навзничь и счастливым взором уставился в небо…
Люди падали в каменное крошево, сил ни у кого не осталось. Тяжело дышал Дмитрий Иванович, подложив под голову старый рыболовный рюкзак — перегрузки для пожилого организма были существенные.
— Отец, ты в порядке?
