— Можете сесть.
— Мы ведь уже сидим… — тупо произнес Кристианссон.
Квант остановил его нетерпеливым жестом. Он уже понял, что их ожидают неприятности.
Гунвальд Ларссон минуту стоял молча. Наконец он занял место за письменным столом, тяжело вздохнул и спросил:
— Вы давно служите в полиции?
— Восемь лет, — ответил Квант.
Гунвальд Ларссон взял лист бумаги и принялся его изучать.
— Вы умеете читать? — поинтересовался он.
— Конечно, — ответил Кристианссон, прежде чем Квант успел его одернуть.
— В таком случае прочтите это. — Гунвальд Ларссон пододвинул лист бумаги в их сторону. — Вы понимаете, что здесь написано? Или я должен вам объяснить?
Кристианссон покачал головой.
— Все же я поясню, — сказал Гунвальд Ларссон. — Это предварительный рапорт о результатах осмотра места преступления. Там сказано, что-де личности, у которых сорок шестой размер обуви, оставили в том чертовом автобусе около ста отпечатков подошв — как наверху, так и внизу. Кто, по-вашему, были эти личности?
Ответа не последовало.
— Для того чтобы вам стало понятнее, добавлю, что минуту назад я беседовал с экспертом из лаборатории, и он сказал, что место преступления выглядело так, словно несколько часов там носился табун лошадей. Эксперт считает абсолютно невероятным, чтобы группа человеческих существ, причем группа, состоящая всего лишь из двух индивидуумов, могла так основательно и за такой короткий промежуток времени уничтожить почти все следы.
Квант уже начинал терять терпение. Он упрямо и зло смотрел на человека, сидевшего за письменным столом.
— Разница лишь в том, что жеребцы и другие животные не бывают вооружены, — спокойно продолжил Гунвальд Ларссон. — Тем не менее в автобусе кто-то стрелял из «вальтера» калибра 7,65. Точнее говоря, стрелял с передней лестницы вверх. Пуля срикошетила от крыши и застряла в одном из кожаных сидений первого этажа. Как вы думаете, кто бы это мог стрелять?
— Мы, — сказал Кристианссон. — Вернее, я.
— Вы? В самом деле? И в кого же вы стреляли?
Кристианссон с растерянным видом почесал затылок.
— Ни в кого, — ответил он.
— Это был предупредительный выстрел, — объяснил Квант.
— И для кого же?
— Мы думали, что убийца, возможно, еще в автобусе и прячется наверху, — сказал Кристианссон.
— Ну и как, он был там?
— Нет, — ответил Квант.
— А откуда вам это известно? Что вы сделали после этой канонады?
— Поднялись наверх и посмотрели, — объяснил Кристианссон.
— Там никого не было, — дополнил Квант.
С полминуты Гунвальд Ларссон испытующе смотрел на них, потом грохнул кулаком по столу и закричал:
— Оба поднялись наверх! Черт бы вас побрал! Какая безнадежная тупость!
— Мы поднялись с противоположных сторон, — попытался оправдаться Квант. — Я сзади, а Калле по передней лестнице.
— Так, чтобы тот, кто был наверху, не смог убежать, — поддержал его Кристианссон.
— Да ведь там никого не было, черт возьми! Вы добились только одного: напрочь уничтожили в автобусе все следы! Я уже не говорю о том, что вы наделали снаружи. И зачем вы толкались возле трупов? Чтобы натоптать там еще больше грязи?
— Чтобы проверить, нет ли там живых, — пояснил Кристианссон, побледнев, и при этом громко сглотнул.
— Только не вздумай снова блевать, Калле, — обеспокоенным голосом предупредил его Квант.
Дверь открылась, и вошел Мартин Бек. Кристианссон сразу же поднялся, а через несколько секунд его примеру последовал Квант. Мартин Бек кивнул им и вопросительно взглянул на Гунвальда Ларссона.
— Это ты так кричишь? Думаю, вряд ли стоит ругать этих парней, ругань теперь не поможет.
— Поможет, — ответил Гунвальд Ларссон. — Это конструктивная ругань.
— Конструктивная?
— Конечно, потому что эти двое идиотов… — Он осекся и попытался подобрать другое выражение. — Эти двое наших коллег являются нашими единственными свидетелями. Слышали, что я сказал! Во сколько вы прибыли на место преступления?
— В тринадцать минут двенадцатого, — ответил Квант. — Я засек время по часам.
— А я сидел здесь, — сказал Гунвальд Ларссон, — на этом самом месте. Мне сообщили в восемнадцать минут двенадцатого. Пусть возня с рацией заняла у вас полминуты, а центральному пульту связи понадобилось еще пятнадцать секунд, чтобы позвонить мне. Остается больше четырех минут. Что вы делали все это время?
