— Ну?
— У меня такое чувство, что все очень уж хорошо.
— Как во время медового месяца?
— Именно так. Такое чувство, будто это такое время, когда мы относимся друг к другу самым наилучшим образом. Я уверена, что это долго не продлится. Рано или поздно этот медовый месяц закончится.
Суббота, 5 июля 1997 года
18.33
Мы впервые пригласили нескольких друзей на обед. Они должны прийти примерно через час, а пока что я смотрю видеозапись последней серии игры «Свидание с незнакомкой»[45], происходившей в прошлый уикенд. Я хочу, чтобы выиграла участница под номером три, но знаю, что студент с блестками на рубашке выберет номер два, потому что она сумела одним из своих ответов дать ему понять, что она блондинка. Вдруг я чувствую что-то не то. Я беспокойно повожу носом, вдыхаю воздух, дабы окончательно убедиться в том, что может пригрезиться только в кошмарном сне, но оказывается явью.
Принюхиваюсь.
Принюхиваюсь.
Принюхиваюсь.
Принюхиваюсь.
Так оно и есть.
Сижу в комнате, заполненной дымом. По воздуху плывет запах сгоревшего цыпленка под соусом провансаль. Я соскакиваю с кресла и вижу Диско, стремительно выбегающую из кухни. Я хватаю перчатки-прихватки с вышивкой «Добро пожаловать в Норидж», подаренные нам на Рождество мамой Элисон, и открываю дверцу духовки. Оттуда мне шлет привет дымящаяся куча обуглившихся останков цыпленка, покоящегося на блюде из огнеупорного стекла.
Я погубил цыпленка под соусом провансаль.
Оборачиваюсь, вижу стоящую в дверях полуодетую Элисон и снова смотрю на то, что должно было быть цыпленком под соусом провансаль.
Цыпленок погиб так же, как и я.
— Ты не представляешь себе, как мне жаль… — начинаю я, но Элисон не собирается ждать моих объяснений. Она поворачивается и уходит.
18.36
Сидя на краю кровати, я обдумываю случившееся. Некоторым образом чувствую себя виноватой за катастрофу, произошедшую с горячим блюдом. Ведь именно я передала в руки Джима судьбу цыпленка под соусом провансаль. И ведь знала, что буду жалеть об этом. Ведь знала же. Но в то же самое время мне не хотелось начинать нашу новую жизнь с придания ему статуса идиота, неспособного действовать даже сообразно простым указаниям. Ладно, будь что будет, а мне надо принять душ, уложить волосы и накраситься.
— Послушай, мне так жаль, — тянет Джим, стоя в дверях. — Я совершенно забыл о цыпленке.
— Да тебе и надо-то было всего-навсего выключить эту поганую плиту, когда она засвистит, — злобно обрываю его я. — Четырехлетний ребенок сделает это. Или даже не дрессированная обезьяна.
— Ну прости, — канючит Джим.
Я не могу заставить себя разговаривать с ним.
— Ну мне правда ужасно жаль, что так вышло. Послушай, крошка, я знаю, что делать. Ты готовь себя к приему гостей, а я наведу порядок на кухне. А когда гости придут, я скажу им, что во всем виноват я.
— Отлично, — равнодушно-злым тоном говорю я, и буквально сразу же все мои надежды на то, что вечер будет веселым и приятным улетучиваются, поскольку я слышу, как Джим крутит телефонный диск, а затем говорит:
— Я хочу заказать ужин из «Банкета в пекинском саду» на шесть персон.
Воскресенье, 6 июля 1997 года
1.15
Мы с Джимом в постели, но лежим не как обычно, обнявшись или соприкасаясь телами; сейчас между нами расстояние, и мы все еще злимся друг на друга. В конце концов все обошлось. Угощение было хорошим, нашим друзьям все понравилось, а что касается Джима, то он был просто само очарование. Многие посчитали бы такой вечер удачным. Но только не я. Сейчас, лежа в постели, я переживала случившуюся размолвку и проклинала себя за то, что в злобе назвала духовку поганой плитой. У меня было такое чувство, что именно эти слова внезапно все изменили между нами. С того момента, как мы съехались и стали жить вместе, я прилагала отчаянные усилия к тому, чтобы подавить эту особенность своего характера, даже пыталась внушить себе, что она вообще каким-то образом уже исчезла.
Все были уверены, что мы безумно влюблены в друг в друга.
Все были уверены, что наши отношения обновились и укрепились, подобно стиральному порошку, в который добавлен пятновыводитель.
