Беркович вошел в кабинет и обошел вокруг стола, стоявшего в метре от окна, за которым видно было небо и кроны деревьев в саду. Беркович представил себе, как поэт сидит, уронив голову на руки, и мучается над рифмой, а в это время убийца подходит к окну, становится на камень…
Почему на камень? А если…
Бросив еще один взгляд в окно, Беркович вышел из кабинета и направился в сад. Вот дерево, которое он видел из окна, — большая старая олива, кривая и некрасивая, как Квазимодо. Уже вечерело, и на землю опускался сумрак, но все же было достаточно света, чтобы взобраться на одну ветку, потом на другую, а с нее еще выше, на третью… Вот оно!
Металлическая коробка с отверстием, выкрашенная в защитные зелено-коричневые цвета, была практически не видна даже на расстоянии метра, скрытая листвой. Беркович осторожно отогнул проволоку, которой коробка была прикреплена к большой ветке, и взял в руки тяжелый предмет. Обратный спуск оказался труднее подъема, но Беркович все-таки ухитрился не уронить свою добычу.
Час спустя инспектор сидел в лаборатории эксперта Хана, и приятели с интересом рассматривали конструкцию, состоявшую из крупнокалиберного револьвера, спусковой механизм которого был соединен с часовым электронным включателем.
— Ловко! — воскликнул Хан. — Упреждение на двенадцать часов. Он ведь должен был поставить эту штуку на дерево средь бела дня!
— Самое безопасное время, — заметил Беркович. — Поэт только встал и принимает ванну, Орна возится на кухне, окна которой не выходят в сад… А с улицы деревья не видны.
— Замечательная идея! — продолжал восхищаться эксперт. — Он ведь знал наверняка, что в полночь поэт будет сидеть за столом в определенной позе и писать стихи. Карми сидел там каждую ночь на протяжении месяцев — вполне можно было точно прицелиться, а потом задействовать это адское устройство. И полное алиби! Драка на дискотеке, арест…
— Этот гений электроники должен был понимать, что полиция в конце концов займется деревьями!
— С чего бы? Ты же сам был уверен, что стреляли из-за окна, а не с дерева!
— Но я все-таки обнаружил прибор…
— А если бы ты поехал домой, а не назад, на виллу? Ночью Газит снял бы с дерева свою игрушку, и все — никаких улик. Ты знаешь, что судья не продлил его арест?
— Да, — кивнул Беркович. — Ты прав, я опередил его всего на пару часов. Мне повезло, ему — нет.
По дороге домой инспектор продолжал размышлять о везении. Нет, — решил он, — Газиту не могло повезти настолько, чтобы он вышел сухим из воды. В конце концов следы все равно нашли бы — поломанные ветки, например. Но все равно хорошо, что мысль обратить внимание на деревья в саду пришла в голову сегодня вечером, а не завтра утром.
«Вот и получается, — подумал Беркович, — мне повезло, а Газиту — нет. Но меньше всех повезло, конечно, поэту»…
Труп Нахмана Лившица обнаружил в половине седьмого утра Охана Лугаси, хозяин маленького магазинчика, пришедший открывать свое заведение. Он поднял жалюзи, перетащил в помещение лежавшие на тротуаре кипы утренних газет и только после этого обратил внимание на лежавшую под окнами соседнего дома кучу тряпья.
Что-то не понравилось Лугаси, он даже подумал: «Не бомбу ли подложили? Время такое — все может быть!» Мысль эта не помешала ему, однако, подойти ближе и присмотреться. Тогда он понял, что на тротуаре лежит человек — нелепо раскинувший в стороны руки и, без сомнения, мертвый.
Разумеется, Лугаси вызвал «скорую» и полицию. Врачи констатировали смерть и определили, что произошла она от множественных ушибов и повреждений, связанных, по-видимому, с падением тела с большой высоты. Погибшему «повезло» — упал он не так, чтобы раскроить череп, что существенно упрощало процедуру опознания. Во всяком случае, когда на место происшествия прибыли инспектор Беркович и эксперт-криминалист Хан, оперативная группа уже успела установить личность погибшего. Это был Нахман Лившиц, сорока трех лет, служащий муниципалитета, снимавший квартиру на четвертом этаже. Под ее окнами он и лежал, когда его увидел Лугаси.
— Выпрыгнул из окна? — спросил Беркович эксперта. — Вон, гляди, второе окно справа. Это его квартира. Окно открыто.