— Эд, помнишь меня? Я — Хелен Мелисатос, Гас сказал, чтобы я подошла поздороваться.
Он понял, что это та самая девушка-гречанка, которая жила когда-то в том же доме, что и он, только тогда она была прехорошенькая. Однажды летней ночью они вместе отправились на крышу.
— Да, конечно, — сказал Фарр. — Конечно, я вас помню.
Она располнела, но лицо и волосы были вполне ничего, а темно-карие глаза по-прежнему полны напрасных ожиданий того, что она никогда не получит.
Она села, велела и ему садиться.
Что он и сделал, положив шляпу на соседний стул.
Она закурила, и курила долго. Какой-то мужчина у стойки позвал ее, но она покачала головой. Он ушел один.
Губы ее жадно шевелились. Поначалу, хоть он и не слышал ее голоса, она рассказывала ему историю, которую хочешь не хочешь, а пришлось слушать. Про мальчика и девочку, тоненькую смуглую девочку с кротким взглядом, семнадцати лет, и той жаркой ночью на ней было чудное белое платьице. Они целовались. А потом она разделась и легла, обнаженная, на спину, прямо на крытую толем крышу. Он смотрел на нее, и сердце его едва не выпрыгивало из груди, и когда она велела ему наклониться к ней, он наклонился, а потом она сказала, что здесь жарко, пусть он снимет брюки. Он хотел, чтобы они ласкали друг друга в одежде. Сняв брюки, он зажался и застыл. Ну что вы скажете о парне, который так ведет себя с девушкой, а? Что в любовных делах он не силен. Она теперь улыбалась и говорила голосом взрослой умудренной женщины:
— Ты изменился, Эд. — И добавила: — Раньше ты был поразговорчивее.
Он слушал внимательно, но не отвечал.
— А ты все еще симпатичный парень. Тебе сейчас лет-то сколько?
— Двадцать восемь, скоро двадцать девять.
— Женился?
— Нет еще, — ответил он поспешно. — А ты?
— С меня хватит, — сказала Хелен.
— А как твой брат Джордж? — Он задал этот вопрос нарочно — пусть уж лучше рассказывает о себе.
— Он теперь в Афинах живет. Они с матерью уехали туда после войны. Там мой отец умер.
Фарр надел шляпу.
— Уходишь, Эд?
— Нет. — Только о своем отце не говори, велел он себе.
Она пожала плечами.
— Выпьешь чего-нибудь? — спросил он.
Она показала на свой стакан с виски — он был наполовину полон.
— Себе заказывай.
— У меня пиво. — Он взял свою кружку и увидел, что она пуста.
— Ты все такой же рассеянный, — улыбнулась она.
— Вовсе я не рассеянный.
— Готова поспорить, ты все еще девственник.
— А я готов поспорить, что ты — нет. — Он усмехнулся, допил последний глоток пива.
— Помнишь ту ночь на крыше?
Фарр резко сказал, что говорить об этом не желает.
— После этого случая я надолго потеряла уверенность в себе, — сказала Хелен.
— Не хочу об этом говорить.
Она сидела молча, не глядя на него. Молчала она так долго, что он мало-помалу успокоился.
— А помнишь, мы у тебя дома праздновали твое шестнадцатилетие? — спросил он. — Твоя мама еще поила нас кофе по-гречески, с гущей в каждой чашечке.
Она сказала, что помнит.
— Позволь мне тебя угостить. — Фарр сунул руку в карман. Он курил и сосредоточенно пересчитывал на ощупь монеты.
Поймав взгляд Гаса, он заказал ей виски, но деньги Гас взять отказался. Тогда Фарр сунул монетку в музыкальный автомат.
— Потанцуем? — предложил он, борясь со страхом.
— Нет.
От сердца отлегло, он подошел к бару и заказал еще пива. На сей раз Гас позволил ему заплатить. Фарр положил на стойку одну из долларовых купюр.
— Старых друзей ничто не заменит, да, Эдди?
— Да, — обрадованно откликнулся Фарр. Он закурил и отнес пиво к столику. Хелен выпила еще виски, Фарр еще пива. Он постепенно привыкал к тому, как она посматривала на него поверх стакана.
Хелен спросила его, ужинал ли он.
Он вспомнил, что не ел с самого завтрака, и живот подвело от голода.
Он сказал, что не ужинал.
— Пойдем ко мне, я тебе приготовлю что-нибудь вкусненькое.
Надо пойти, шепнул себе Фарр. Обязательно надо пойти, а потом — уговорить ее подняться с ним на крышу. Может, если он сейчас ее возьмет, ему станет лучше, и все, что пошло не так, пойдет как надо. Заранее ведь не угадаешь.
Лицо ее раскраснелось, и она все время как-то похабно ухмылялась.
Фарр прошептал что-то, она напрягла слух, но ничего не расслышала.
