— Так. Что еще?
— Часов нет. Он всегда их клал на этот стол, рядом с кожаным стулом, и еще наливал себе стакан виски. Каждый вечер позволял себе по чуть-чуть.
— Значит, на ночь он снимал часы?
— Да, снимал и клал на этот стол.
— Давайте-ка уйдем куда-нибудь, чтобы не мешать, — предложил Кэшин.
Он проследовал за ней по мраморному полу фойе в переход, окружавший мощеный двор, и оказался в огромной кухне, которой могла бы гордиться любая гостиница.
— Что вы сделали, когда оказались внутри? — спросил он.
— Поставила сумку на пол и вошла в комнату. Ну, как всегда.
— Разрешите посмотреть, что у вас в сумке. Вас зовут…
— Кэрол Гериг, — представилась она.
На вид этой крашеной миловидной блондинке было за сорок, вокруг рта у нее залегли морщинки. Геригов в округе было хоть пруд пруди.
Она подняла со стола, стоявшего в дальнем углу комнаты, большую тканевую желтую сумку, расстегнула на ней молнию и спросила:
— Сами будете смотреть?
— Нет, — ответил он.
Женщина выложила на стол все содержимое сумки: кошелек, два набора ключей, очечник, косметичку, бумажные салфетки, еще какую-то мелочь.
— Спасибо, — поблагодарил Кэшин. — Вы трогали здесь что-нибудь?
— Нет. Я поставила сумку и сразу прошла в гостиную за стаканом для виски. А потом позвонила, но уже с улицы.
Они вышли во двор, и тут у Кэшина зазвонил мобильник.
— Хопгуд говорит. Что у вас там? — раздался голос начальника уголовного розыска Кромарти.
— Чарльз Бургойн получил по башке, — ответил Кэшин. — И довольно-таки сильно. С ним сейчас работают врачи.
— Скоро буду. Ничего не трогать, никому не уходить, понятно?
— Ну надо же! А я-то собрался разослать всех по домам и отдраить тут все к приезду криминалистов.
— Не умничай, — отозвался Хопгуд. — Нашел время для шуток.
Кэрол Гериг сидела на второй из четырех широких каменных ступеней, которые вели к входной двери. Кэшин взял свою папку и пристроился рядом с женщиной. Там, где заканчивались камни, устилавшие двор, и стояли ящики с живой изгородью, раскачивался на ветру ряд карандашных сосен, похожих на танцоров с объемистыми брюшками. Кэшин сотни раз проезжал мимо этого дома, но помнил только вычурные каминные трубы, которые высились над красной черепичной крышей. Латунная табличка у ворот гласила: «Высоты», однако все местные называли его домом Бургойна.
— Меня зовут Джо Кэшин, — представился он в свою очередь. — Вы не родственница Барри Герига?
— Да, это мой двоюродный брат.
Кэшин вспомнил, как Барри Гериг здорово отлупил его в начальной школе, когда ему было лет девять или десять. Правда, потом он расквитался с обидчиком — ухитрился навалиться на плечи и несколько раз ткнул Барри лицом прямо в грязь школьного двора.
— Как он?
— Погиб, — коротко ответила она. — Около Беналлы ехал на грузовике и свалился с моста. Не справился с управлением.
— Сочувствую. Я об этом не знал.
— Что о нем говорить! Пустой был человек, наркотиками баловался. Он ведь упал прямо на легковушку и всех там передавил. Вот этих людей мне жалко.
Она вынула сигареты и предложила ему. Он отказался, хотя курить хотелось.
— И давно вы здесь?
— Двадцать шесть лет уже. Самой не верится — семнадцать было, когда пришла.
— Что думаете насчет случившегося?
— Никаких догадок. Не знаю, нет…
— Кто, по-вашему, мог на него напасть?
— Да не знаю я! Врагов у него вроде бы не было…
— А сколько лет мистеру Бургойну?
— Семьдесят с чем-то. Наверное, семьдесят пять.
— Кто здесь живет, кроме него?
— Он один. Позавчера, правда, приезжала приемная дочь. Давно уже здесь не была!
— Как ее зовут?
— Эрика.
— Адрес, телефон знаете?
— Нет. Знает миссис Аддисон из Порт-Монро, юрист. Она ведет дела мистера Бургойна.
— Кто еще тут работает?
— Брюс Старки.
Имя показалось Кэшину знакомым, и он уточнил:
— Это футболист?
— Он самый. Здесь работает, во дворе. — Она указала на аккуратную брусчатку, подстриженные кусты. — А сейчас вместо него мальчишка. Тай. У него как будто не все дома, у этого Тая, все он молчком да молчком. А Брюс сидит себе, дымит. Они приходят в понедельник, среду и пятницу. А Сью Дэнс здесь за повара. Приходит часам к двенадцати, готовит обед и ужин и оставляет ему на плите, чтобы сам разогрел. Потом еще Тони Кросби здесь часто появляется — вечно где-нибудь течет труба.
