— Все бы так, — заметил Хопгуд. — Ну, не пропадай.
Санитары вынесли носилки; на них, весь обвитый трубками, лежал Чарльз Бургойн. Никто не спешил — они уже сделали все, что можно. Носилки погрузили в вертолет, женщина из бригады «скорой помощи» спокойно перекинулась несколькими словами с коллегой из города.
Врач закрыл дверь. Вертолет завис, развернулся в сторону города, замигал огнями.
Кэшин распрощался с Кэрол Гериг, сел в машину и поехал обратно, по аллее стройных пирамидальных тополей.
* * *
— Ну что, нашли его?
— Пока не знаю, миссис Аддисон, — ответил Кэшин. — А вам-то откуда известно?
— Слушаю радио, знаешь ли. Что с нами происходит? Напасть на старика прямо в его постели. До чего мы докатились!
Сесиль Аддисон, как всегда после обеда, сидела в кресле у камина, держа в левой руке сигарету, а правой то дотрагиваясь до длинного носа, то проводя по зачесанным назад седым волосам. Компания в Кромарти, в которой она работала, отпустила Сесиль «на выпас» в Порт-Монро. Она появлялась в конторе в половине десятого утра, просматривала газеты, выпивала первую за день чашку чая, встречалась с клиентами, чаще всего чтобы оформить завещание, доставала всех подряд и уходила домой пообедать и выпить вина.
Возвращаясь в контору, она имела обыкновение просто так, без предупреждения, заглянуть к кому-нибудь по дороге.
— Садись, — пригласила она. — Мир совсем обезумел. Читал?
У нее на столе лежали газеты. Кэшин развернул «Вестник Кромарти». На первой же полосе крупные буквы заголовка кричали:
ОСТАНОВИТЬ ВОЛНУ ПРЕСТУПНОСТИ!
Население выступает за введение комендантского часа
— Комендантский час! — презрительно фыркнула Сесиль. — Разве это выход? Что же теперь, к добровольцам из «Бдительных соседей»[3] обращаться, что ли? Будет каждый старый идиот совать свой нос, куда не надо. Фашисты чертовы!
Кэшин прочел статью: гневный митинг местных жителей, предложение ввести комендантский час для подростков, эпидемия взломов и краж из машин, пять вооруженных налетов за два месяца, резкий рост хулиганских нападений, разгромленные витрины на аллее Китобоев, рост нарушений закона в поселке, время решительно действовать и так далее, и так далее…
— Это в аборигенов метят, — продолжала Сесиль, — как всегда. Несколько лет пройдет — и все заново. Можно подумать, всякое белое отребье по субботам только и делает, что в церкви поет. Знаешь, за сорок четыре года, что я работала в суде здесь, в Кромарти, аборигенов на моих глазах принимали по полной чаще, чем я ходила обедать.
— Не в полиции, надеюсь? — спросил Кэшин.
Сесиль расхохоталась так, что зашлась в кашле. Кэшин терпеливо ждал.
— Я бы промолчала, — наконец заговорила она. — Но теперь скажу: я всю жизнь голосую за либералов. А с тех пор как у этого несчастного листка сменился хозяин, он только и делает, что агитирует за возвращение либералов в Кромарти. И если это случится, черным не поздоровится.
— Любопытно, — заметил Кэшин. — Правда, я хочу узнать о Чарльзе Бургойне. Вы ведь занимаетесь его счетами?
Но Сесиль было нелегко отвлечь.
— Никогда бы не подумала, что стану рассуждать в таком духе, — продолжала она. — Слава богу, отец не слышит. Вот ты знаешь, что у Боба Мензиса[4] даже не было дома, когда он покинул Канберру?
— Нет, не знаю. Извините, у меня не так много времени.
Пришлось соврать. Кэшин прекрасно помнил историю трудной жизни бывшего премьер-министра, потому что Сесиль повторяла ее раз в месяц, если не чаще.
— За все телефонные звонки сам платил, — продолжала тем временем она. — Если звонил своей старенькой маме прямо из своего кабинета, из Канберры, то обязательно потом клал деньги в копилку. Она стояла у него рядом с телефоном. А потом все деньги сдавал в Казначейство, в уплату подоходного налога. Я спрашиваю, кто-нибудь из нынешних способен на такое? Им лишь бы прикарманить побольше! Крохоборы все до единого. Знаешь, что меня хотели выставить кандидатом в парламент? Я ответила: «Нет уж, спасибо! Мне и так платят за возню со всякими жуликами».
— Я пришел насчет Чарльза Бургойна, — сумел наконец перебить ее Кэшин. — Вы ведь платите по его счетам?
