— Ты-то откуда знаешь? Они уже и в твои времена были?
Миллейн сплюнул:
— Что значит — в мои времена? Конечно были! Большинство из училок. Посылали молодых девчонок в какую-нибудь дыру, а там одни идиоты, еле умеют по слогам читать. Правду сказать, будь я такой девчонкой, тоже бы стал этой… розовой. Вот что, ты в план своего участка давно заглядывал?
Кэшин покачал головой.
— Граница проходит не по ручью, — сказал Миллейн.
— Как это?
— А так… Она дальше, ярдах в двадцати-тридцати, — объяснил сосед и почесал подбородок указательным пальцем. — Заяви, что ручей твой, а не то отберут. Поставь там заборчик какой-нибудь, что ли…
— Да ладно, — отмахнулся Кэшин. — Какой дурак позарится на этот участок? Тут в один ремонт нужно сколько вложить, да еще и землю разработать.
Миллейн возразил:
— Ты ведь знаешь, сколько стоит сейчас самый паршивый участок. Вот мода пошла — все хотят жить за городом! Разъезжают себе на джипах, портят дороги да ноют — то коровьи лепешки им, видите ли, воняют, то удобрениями несет.
— Да некогда мне за ценами следить, — ответил Кэшин. — День и ночь на страже закона. Слушай, тебе нужен помощник, чтобы гонять коров в Кофленс?
— Не помешал бы. Коленка совсем разболелась.
— Есть тут у меня один.
— Я ему и другую работу найду, дня, может, на три. Только вот ночевать у меня негде.
— Я буду его к тебе привозить.
Дэн стоял и смотрел, как собаки лазят по кустам ежевики.
— Ну, когда собираешься опять оставить своих красавцев у меня? — спросил он.
— Как-то неудобно, — ответил Кэшин. — Они же беспокойные.
— Ничего, я их быстро приструню. Привози. Тощие они, но у меня на зайчатине быстро отъедятся.
Соседи распрощались и разошлись в разные стороны. Метров через пятьдесят Дэн обернулся и крикнул:
— Свое не отдавай! Понял?
* * *
Звонок из Кромарти поступил в 8.10 утра. Кэшин почти уже доехал до перекрестка на Порт-Монро. По прибрежному шоссе навстречу ему мчалась машина «скорой помощи». Он притормозил, пропустил ее на поворот, поехал следом вверх по склону, следуя изгибам дороги, и остановился во дворе усадьбы «Высоты».
На порядочном расстоянии от главного строения стояла женщина с зажженной сигаретой. Докурив, она небрежно отбросила окурок и провела врачей в дом. Кэшин пошел за ними и, миновав прихожую, оказался в большой комнате с высоким потолком. В воздухе слегка пахло чем-то кислым.
Перед большим камином, головой прямо на плите, ничком лежал старик. На нем были только старые пижамные штаны, а на тощей спине уже запеклась кровь, и сквозь нее виднелись поперечные линии морщин. Кровь впиталась в ковер, застыла лужицей на камне плиты. В резком свете, падавшем из незашторенного окна, казалось, что она черная.
Двое врачей опустились перед стариком на колени. Женщина, надев резиновые перчатки, осторожно приподняла его голову.
— Обширная открытая рана головы, возможно, вклинивание мозговой ткани, — заговорила она, обращаясь к коллеге и тут же нажимая кнопку на микрофоне.
Врач послушала дыхание пострадавшего, осмотрела зрачки, прощупала пульс.
— Да, похоже, — подтвердила она. — Четыре кубика физраствора, полная гипервентиляция, интубация,[2] сто миллилитров лидокаина.
Ее коллега начал подавать кислород. Кэшину не видно было, что происходит, потому что врач стоял прямо перед ним.
Спустя некоторое время женщина произнесла:
— Три по коматозной шкале. Вызывай вертолет, Дейв. Мужчина набрал номер на мобильнике.
— Дверь была открыта, — заговорила женщина, которая встречала их у входа. Теперь она стояла рядом с Кэшином. — Я, как только зашла, сразу все увидела, решила, что он мертвый… Хотела выскочить, сразу в машину и подальше отсюда. А потом подумала — черт, а вдруг он живой, зашла и увидела, что он дышит.
Кэшин осмотрелся. В левом углу, у двери, лакированные половицы прикрывал загнутый ковер.
— Что это за дверь? — поинтересовался он.
— Переход на южную сторону.
Почти всю западную стену комнаты занимала огромная картина — мрачный пейзаж, как бы увиденный с высоты. Внизу, где был свободный край, виднелись следы ножа.
— Он, наверное, рано лег. Мальчишка Старки принес дрова, а он даже половины не израсходовал, — сказала женщина.
