Было всего четыре часа дня, но Кэшину казалось, что уже поздний вечер. В гостиной царил полумрак, как и на улице; с тонкой ветки деревьев, видной в раме застекленной двери, скатывались дождевые капли.
— А вы знаете, что Джейми вроде бы утонул на Тасмании в девяносто третьем? — спросил он.
— Да. Но получается, это не так, потому что я видела его на Турак-роуд.
Кэшин посмотрел на Дава и взглядом дал понять, что давить на нее — точно ли, мол, уверена — не надо.
— Скажите, а почему вы подумали, что надо заняться Джейми после нападения на его приемного отца? — спросил Дав.
— Потому что он жив-здоров и вполне способен на такое. Он ненавидит Чарльза Бургойна.
— Почему?
— Не знаю. Спросите Эрику. — Она отвернулась, и от света ее короткие волосы заблестели.
— Когда вы в последний раз видели Джейми? — спросил Дав. — Я имею в виду, до Турак-роуд.
— Он был на похоронах моего мужа. Пришел прямо в церковь. Откуда он узнал — понятия не имею. Ни с кем не разговаривал, кроме Эрики. Даже с отчимом ни словом не перекинулся.
— Он любил вашего мужа? — спросил Кэшин.
Она смахнула невидимую пылинку со своего кардигана.
— Нет. И муж тоже не был от него в восторге.
— Почему?
— Джейми ему не нравился.
Кэшин ждал подробностей, но она молчала. Он повторил:
— Так почему он ему не нравился, миссис Лейдлоу?
Она опустила взгляд. Вошла серебристо-серая кошка и устроилась у правой ноги своей хозяйки, пристально глядя на Кэшина глазами пепельного оттенка.
— Мой муж не мог забыть смерти племянника. Марк в десять лет утонул в бассейне. С ним был только Джейми.
— Что, Джейми подозревали?
— Нет, никто ничего такого не говорил.
— Но муж ваш думал на него?
Она посмотрела на Кэшина:
— Видите ли, Джейми был старше на три года…
Кэшин почувствовал, как кошка ласково трется о его ногу, и спросил:
— И что же?
— Ему поручили присматривать за Марком. Мы Марка просто обожали. Он с шести лет жил с нами, стал как сын…
— Понятно. Значит, Джейми был на похоронах вашего мужа?
— Да. Неожиданно появился и одет был как какой-нибудь хиппи.
— Когда это было?
— В девяносто шестом году, двенадцатого мая. А на следующий день пришел ко мне.
— Зачем?
— Хотел, чтобы я дала ему какие-нибудь фотографии Марка. Он знал, где лежат фотографии, где мы держим вещи Марка. Сказал, что Марк был ему как брат. Правда, мне что-то не верится.
— А потом вы его не видели?
— Нет. Только тогда, на Турак-роуд. Может, сделать чаю?
— Нет, благодарю вас, миссис Лейдлоу, — ответил Дав. — Сколько Джейми прожил у вас?
Она сняла очки, коснулась пальцем уголка глаза, опять надела их.
— Не очень долго, меньше двух лет. С тех пор как перестал жить в школе. Отчим его нас попросил.
— Он жил здесь?
— Здесь, да.
— Вы жили тогда в этом доме? — спросил Кэшин.
Миссис Лейдлоу посмотрела на него снисходительно, как на тугодума:
— Мы всегда жили здесь. Я выросла в этом доме, а построил его еще мой дед.
— А когда Джейми закончил школу…
— Не закончил. Бросил…
— Школу?
— Да, и школу, и нас. Уже в выпускном классе в один прекрасный день собрался и уехал.
— Куда?
— Не знаю. Эрика говорила мне, какое-то время он жил в Квинсленде.
В коридоре зазвонил телефон.
— Извините, — произнесла хозяйка.
Кэшин и Дав встали вместе с ней. Она медленно направилась к двери, а Кэшин подошел к застекленным дверям в сад и стал смотреть на большие голые деревья — дуб, вяз и еще какое-то, незнакомое. Под ними грудились мокрые кучи неубранных листьев. Подпорная стенка осыпалась, обнажая кирпичи кладки. Было понятно, что совсем скоро она рухнет и наружу выползут земляные черви.
— Опять эти благотворители, — сказала миссис Лейдлоу. — Никогда не знаю, как от них отделаться. Уж такие вкрадчивые!
Она опустилась в свое кресло. Кошка вспрыгнула на колени к хозяйке. Кэшин и Дав сели.
— Миссис Лейдлоу, а почему Джейми бросил школу? — спросил Кэшин.
— Не знаю. Спросите в школе, там вам расскажут, наверное.
— И почему он уехал от вас?
— Тоже спросите в школе. Не постесняюсь сказать, что мы после этого спокойно вздохнули. — Она погладила кошку, взглянула на нее и продолжила: — Джейми был странный мальчик. Он был очень привязан к матери и, по-моему, так и не принял мысль о ее смерти. Но еще…
