Кэшин прочел и другие имена, посмотрел на лица, отложил снимок и задумался. Потом потянулся к телефону, набрал номер, закрыл глаза и стал слушать гудки. Или Дэвида Винсента не было, или он решил не отвечать. Кэшин позвонил в Мельбурн, дождался ответа Трейси.
— Два имени, — сказал он. — Робин Бонни и Дункан Вэллинз. Примите в работу.
— Вы прямо клоны Синго, — ответила она. — Я имею в виду — вы с шефом. Вам говорили?
— Мне говорили, копия молодого Клинта Иствуда. Веришь?
— А как же! Может, в следующий раз, когда приедешь, поговорим с тобой для разнообразия? А не так, просто привет-привет?
Одна собака поднялась с софы, лениво положила лапы на пол, потянулась, высоко подняв зад. Вторая нехотя, будто обиженно, повторила то же самое.
— Занят очень, — ответил Кэшин. — Ты уж извини. Всё за этим бродягой?
— Нет, развелись.
— Вот и хорошо. Надо двигаться дальше. В следующий раз, когда приеду, давай пообщаемся. Группу крови узнаем, всякое такое.
— Захватывающая перспектива! Есть тут такой — Робин Грей Бонни. Пятьдесят семь лет. Подойдет?
— Возможно.
— Бывший социальный работник. Судимость за насилие над несовершеннолетними. Отсрочили наказание по двум обвинениям, а потом отсидел четыре года из шести.
— Очень даже может быть.
— Так вот, он уже умер. Всего истыкали ножом, кастрировали, обезобразили и удавили. В Сиднее, район Марриквиль. Два… да, два дня назад. Даже арестовать не успели.
Кэшин пробовал потянуться, свести лопатки вместе, чувствовал, как сопротивляются движениям все мышцы.
— Идем дальше, — говорила тем временем Трейси. — Вэллинз, Дункан Грант, пятьдесят три года. Англиканский священник, проживал в Брисбене, Форти-тьюд-Уэлли, но это по состоянию на девяносто четвертый год. Приставал к детям, отсроченный приговор получил в восемьдесят седьмом году. Сел на год в девяносто четвертом году, освободился в девяносто пятом. Думаю, теперь он уже бывший священник.
— Почему это ты так думаешь? Трейс, вот что надо сделать. Первое — собери все по этому Бонни. Как именно его обезобразили? Второе — по Вэллинзу, позвони в Брисбен, чтобы они проверили этот адрес, да скажи, чтобы аккуратно все сделали, не спугнули его. Третье — скажи Даву, что нам нужен отчет коронера о пожаре в лагере «Товарищей» в Порт-Монро, который случился в восемьдесят третьем году.
Он подошел к окну. Рваные розовые ленты облаков бежали по небу, цеплялись за черные холмы.
Тогда, ночью, произошли сразу две трагедии. Пожар и…
Сесиль Аддисон рассказала: жена Бургойна упала с лестницы и разбилась насмерть. Говорят, приняла слишком много успокоительного.
— Я тут подумаю, — сказал он, — и, пожалуй, приеду в город. Шефу передай, ладно?
— Передам всем, кто по тебе истосковался. Дав здесь, хочешь с ним поговорить?
— Не хочу, но так и быть, соединяй.
Послышались щелчки.
— Добрый день, — сказал Дав. — Архив горячей линии по Бургойну. Видел?
— Когда бы?
— Да, пожалуй, его никто не видел. Когда по телевизору прошел репортаж, сразу же позвонила женщина. Миссис Мойра Лейдлоу, так ее зовут. Она сказала: «Советую заняться Джейми Бургойном».
— Прямо так и сказала?
— Прямо так и сказала.
— Но ведь Джейми погиб. Утонул на Тасмании.
— Чтобы погибнуть на Тасмании, не обязательно тонуть, но мне показалось, что это стоит разнюхать. «Разнюхать» — так, кажется?
— Ты с ней говорил?
— Десять минут назад. Я звонил тебе, но телефон был занят.
— Собери все об этом погибшем Джейми. Трейси тебе подскажет. До завтра.
Кэшин понимал, что надо бы немедленно встать, сесть в машину, поехать и рассказать все Виллани. Но он знал, что делать этого не будет. Какой теперь в этом смысл?
* * *
— Я видела его совершенно ясно, — четко и чуть суховато произнесла пожилая женщина. — Стояла на перекрестке на Турак-роуд, ждала зеленый свет, и тут остановилась машина. Я почему-то оглянулась и на пассажирском сиденье увидела Джейми.
— Вы его хорошо знали, миссис Лейдлоу? — спросил Кэшин.
— Конечно. Он же мой племянник, сын сестры. Даже жил у нас.
— Хорошо. А когда вы его видели?
— Месяца полтора назад, в пятницу. По пятницам я хожу по магазинам, встречаюсь с друзьями.
