Эти же корпуса должны были, как возмездие, ворваться в Германию.
Закончив академию, Пономарев вернулся в бригаду, а летом сорокового года его назначили на корпус и прибавили шпалу в петлицу.
Корпуса этого не существовало, корпус числился пока на бумаге и сформировать и подготовить его, как считал Пономарев, к войне с немцами, он должен был сам.
После польской кампании еще не все стало четко, в Польше была не война — там вермахт побеждал очень мужественного и очень слабого противника. У немцев было куда больше танков и самолетов. И чтобы разделаться с Польшей, немцам понадобилось всего двадцать дней. Но во Франции танковые армии, танковые группы, как их называли сами немцы, показали, что такое современная война. Французская армия вместе с английским экспедиционным корпусом была достаточно сильна, чтобы потягаться с вермахтом. Но французы еще до войны глупейшим образом недооценили роль подвижных войск. Французы жили старыми представлениями о позиционной войне: сплошной фронт, многочисленные оборонительные полосы, доты и форты, «зубы дракона», противотанковые рвы. Они построили линию Мажино, ухлопали на нее уйму денег и считали, что теперь немцы им не страшны, что за дотами можно отсидеться. Они полагали, что танки немцев застрянут перед их долговременной обороной, а искусные артиллеристы расстреляют их из пушек, натыканных в многочисленных фортах. Потом же, когда швабы вымотаются в безуспешных атаках, им можно будет как следует дать и погнать, погнать через весь рейх.
Вермахт летом 1940 года ударил по Голландии и Бельгии. Немцы, конечно, не были идиотами, чтобы лезть через линию Мажино, которая прикрывала всю франко-германскую границу. Глупо было полагать, что немцы через нее полезут. Они обошли ее с севера, над тем концом, который упирался в Бельгию. У бельгийцев было два десятка дивизий, у голландцев — всего десяток. Ни у тех, ни у других танков не было. По идее, эти две маленькие армии составляли левый фланг первой линии объединенных англо-французских сил, а англичане и французы, подпирая с тылу, должны были поддержать бельгийцев и голландцев своими тяжелыми дивизиями. Но этот разумный, на первый взгляд, план немцы просто сдули с карт. Танковые корпуса Геппнера, Гота, Рейнгардта и Гудериана врубились в Бельгию и Голландию так стремительно, что никакая помощь подоспеть просто не могла. Через пять дней голландская армия перестала существовать. Не помогли ни отчаянное сопротивление пехоты, ни многочисленные каналы, ни взорванные мосты. Еще через неделю бежало в Англию правительство Бельгии, еще через несколько дней король Бельгии сдался немцам вместе с остатками своей армии, а девять английских дивизий, прижатые к морю, поспешно грузились на угрюмые военные корабли и изящные яхты спортсменов-любителей. Англичане опасливо слушали, как урчали на дюнах в нескольких километрах от них немецкие танки, остановленные приказом Гитлера, и с надеждой вглядывались в туманные очертания родных берегов, отделенных от немцев спасительным The English Channel. Немцам пришлось основательно потрудиться, собирая потом на берегу вооружение и имущество английских и французских дивизий, которое они бросили, спасаясь налегке.
Эти победы вермахта были результатом глубоких операций немецких танковых корпусов. Тактические успехи танковых соединений сложились в крупную оперативную победу, несколько выигранных сражений оперативного масштаба меняли всю стратегическую обстановку, и инициативу захватила Германия.
Но особенно глубокие операции больших масс танков, сведенных под одно командование, немцы провели во Франции. Еще последние солдаты английского экспедиционного корпуса выбирались на берега ощетинившейся Британии, а немцы ринулись на Париж. Танковая группа Клейста — в нее входило уже два танковых корпуса — рассекла французскую оборону, другие танковые корпуса помчались по своим операционном линиям, за ними на машинах сделала рывок пехота, и через десять дней немцы были в Париже. Распевая песенку о Лили Марлен, они топали по парижским бульварам и фотографировались у Триумфальной арки. Неделей позднее в том же Компьенском лесу, в том же вагоне, в котором французы после первой мировой войны продиктовали условия побежденным немцам, Кейтель в присутствии Гитлера прочел условия капитуляции Франции. И представители месяц назад великой державы уныло выслушивали злорадные реплики вислозадого диктатора, сохранившего дурные манеры далеких ефрейторских дней. Это он затеял весь фарс с Компьенским лесом и со старомодным вагоном.