- Есть идея, - сказала Комякова. – Человек нужен. Одна я не справлюсь.
Только не я! – подумала Кира, а сама сказала:
- А что?
- Приезжай, - сказала Комякова. – Обсудим.
И Кира, вместо того, чтобы отвезти на дачу очередную порцию рассады, посадить крочешный лук-севок и вообще отдохнуть душой, проклиная все на свете, а главное – себя, поехала к Комяковой.
Комякова была полна энергии. В джинсах, обтягивающих ее уже заметно распустившийся животик, она носилась по прихожей, заваленной какими-то тюками. На ходу бросив Кире:
- Бутерброды взяла?
- Какие бутерброды? – удивилась Кира.
- Ладно, - сказала Комякова. – На месте что-нибудь купим. (Судя по всему «обсуждать» что-то с Кирой она и не собиралась.)
Зазвонил телефон.
- Это такси! – сказала Комякова. – Что-то дотянем. Остальное буду подвозить. Ну, понесли!
И приподняла один из тюков. Кире ничего не оставалось, как подхватить его с другой стороны. Тюки были тяжелыми, но не настолько, чтобы вдвоем они не смогли их поднять. Надо отдать должное, Комякова шла первой и, когда спускались по лестнице, основная тяжесть приходилась на нее.—лицо у нее взмокло и покраснело от напряжения, но она не жаловалась. Таким образом они спустили три тюка и погрузили в уже поджидающее у подъезда такси. Поехали. На Киру навалилась какая-то тупая покорность, и она даже не спрашивала, куда они едут. А приехали они на вещевой рынок в самом дальнем конце города на месте какого-то заброшенного стадиона. Над трибунами стадиона еще оскаливались лозунги былых времен, но часть букв уже исчезла и выглядели эти призывы примерно так: «ПУТЬ К КОМ..У», «ПАРТИЯ… НАРОД… ЕД…» или еще лаконичнее «П…Н…ЕД».Такая китайская грамота для человека непосвященного, но нечто вполне понятное для человека, прожившего в этой стране жизнь. Комякова приоткрыла дверцу машины и подозвала каких-то парней. Те немного поторговались, вытащили тюки и понесли, куда указывала Комякова. Нести было довольно далеко, за стадион, к длинному прилавку из досок, на котором разложена была всякая всячина от обуви до японских дешевых часов. Свободного места на прилавке не было, но Комякова вытащила какую-то бумажку и стала совать ее под нос по-очереди всем продавцам, в результате они потеснились. Сопротивление оказал только один – высокий, худой парень, торговавший часами. Тогда Комякова, как бы насквозь просверливая его глазами, произнесла длинную, витиеватую фразу, состоявшую исключительно из одних фамилий. Парень оторопел и, на всякий случай, тоже потеснился. («Кого это ты называла?» – спустя время спросила Кира у Комяковой. «А, - не все ли равно, - ответила Комякова легкомысленно. – Что в голову пришло.» Короче, «П… Н… ЕД». )
Комякова поместила Киру за прилавок, а перед ней разложила кофточки трех видов, распаковав один из тюков. Дальше Комякова то появлялась, то исчезала куда-то и надолго, а Кира все стояла и стояла за прилавком. Весеннее солнце стало припекать… Покупатели шли мимо, на ее кофточки никто не обращал внимания.
- Слушай, так не пойдет, - сказала Комякова в одно из своих появлений. – Во всем нужен профессионализм. Скромность, конечно, украшает, но не всегда и не везде. И не всех.
Она бесцеремонно подошла к двум каким-то девушкам и потащила к прилавку.
- Что ж вы от счастья своего отказываетесь? (Она так и сказала, нагло-таки – «счастья».) Ведь это же – писк! (Она так и сказала «писк».) Везли из Италии, по особым каналам. Вы знаете, девочки, что такое Италия? Италия – это солнце, это Рим, Возрождение, Леонардо да Винчи, Рафаэль. Италия – это стиль и вкус. А вам кусочек этой Италии достается почти бесплатно. – при этом она опять прямо-таки сверлила девушек своими вмиг потемневшими, почти черными глазами.
Киру такой натиск просто ошеломил – кофточки, имеющей отношение к Леонардо да Винчи и способные принести кому-то счастье, лежали перед ней мирно распластавшись на прилавке, бессильно протянув пустые рукава, и не издавали никаких звуков…
Девушки высокомерно посмотрели на Кирин товар, но кофточки стали рассматривать, а одну даже купили. Между тем, Комякова подтащила к прилавку еще двух покупателей. Торговля как-то пошла. И был момент, когда Кира как-то невольно, хоть все еще стесняясь, сама сказала какой-то женщине:
