В 1480 году эрцгерцог Максимилиан Бургундский вычеркнул из списка кавалеров ордена Золотого Руна Филиппа По, сеньора де Ла Рош-Ноле, заподозрив его в том, что он действует в интересах Людовика XI.
Я не стану прослеживать далее историю этого знатного рода, а вернусь к руинам его феодального замка, чьим владельцем теперь является некий житель Лиона, ставший жертвой столь курьезного мошенничества, что об этом непременно следует рассказать.
История такова.
В конце 1828 года некий господин пришел к крестьянину, во владении которого находились в то время замок Ла-Рош и два-три арпана каменистой земли, составляющие теперь все его угодья, и спросил, за какую сумму тот согласился бы продать свою собственность.
Крестьянин, которому никогда не удавалось вырастить среди этих россыпей бутового камня даже крапиву для своей коровы, был весьма сговорчив в цене, и после небольшого торга они сошлись на тысяче франков.
Поладив на этой цифре, они отправились к нотариусу, где крестьянину была вручена оговоренная сумма в тысячу франков; однако покупатель попросил, объяснив это личными причинами, чтобы в купчую вписали сумму в пятьдесят тысяч франков.
Продавец, которому было все равно, ибо не он нес расходы по совершению сделки, согласился на это весьма охотно, крайне довольный, что удалось выручить тысячу франков за руины, приносившие ему в год лишь две или три дюжины вороньих яиц. Нотариус же, по-види-мому, вполне оценил оригинальность этой фантазии, как только покупатель предложил ему назначить сумму гонорара, исходя из ложной, а не реальной стоимости недвижимости.
Подписав договор, покупатель велел снять с него копию, с этой копией отправился в Лион, явился к нотариусу и попросил устроить ему под залог его поместья Ла-Рош заем в двадцать пять тысяч франков с правом выкупа, обеспеченный первой закладной.
Лионский нотариус послал запрос в ипотечную палату, чтобы выяснить, не обременено ли это владение какими-либо обязательствами. Хранитель ипотек ответил ему, что ни один камень замка никому не должен ни единого су.
В тот же день нотариус достал необходимую сумму, и десять минут спустя после заключения сделки заемщик ушел вместе с деньгами.
Настал день платежа по займу, но ни должника, ни денег и ничего даже отдаленно похожего на них заимодавец так и не увидел.
Он потребовал ввести его во владение собственностью и, заплатив тысячу экю, стал полноправным владельцем замка.
Тотчас же он нанял карету и отправился осматривать свое новое поместье, доставшееся ему, согласно копии купчей, за полцены.
Однако он обнаружил там лишь жалкие развалины, которые любитель старины оценил бы в пятьдесят экю.
Когда мы вернулись в деревню, у нас поинтересовались, видели ли мы Во-Шиньон. Мы ответили, что не видели этой достопримечательности и даже названия такого не слышали. И поскольку был всего лишь час пополудни, мы велели вознице отвезти нас к этому месту.
Возница выехал на тракт, словно собираясь доставить нас обратно в Париж, но затем, свернув, наконец, с дороги, направил лошадей по проселку. Несколько минут спустя, внезапно развернувшись перед какой-то пропастью, он остановился. Мы добрались до местного чуда.
В самом деле, зрелище было изумительным: посреди одной из тех бесконечных равнин Бургундии, где никакая неровность почвы не мешает взгляду охватывать все вплоть до самого горизонта, земная твердь внезапно расходится, образуя провал длиною в полтора льё и шириною в пятьсот шагов, и внизу, на глубине примерно двухсот футов, вашему взору предстает прелестная долина, покрытая изумрудной зеленью; ее пересекает журчащая речушка с чистой прозрачной водой, как своими размерами, так и своими очертаниями гармонично вписывающаяся в рельеф долины. Мы стали спускаться по довольно пологому склону и минут через десять оказались в самом центре этого крошечного бургундского Эльдорадо, отделенного от остального мира отвесными скалами, которые окружают долину со всех сторон, нависая над ней. Внизу, отправившись вверх по течению речушки, чье название нам было неведомо, да и которого, скорее всего, у нее никогда и не было, мы не встретили на своем пути ни одного человека, ни одной постройки; мы видели лишь тучные нивы, казалось, предназначенные для райских птиц; виноградники, ничем не защищенные от любопытных путешественников, которые желают утолить свою жажду; фруктовые деревья, чьи ветви склонялись до самой земли под тяжестью плодов; находясь среди этого одиночества, безмолвия и изобилия, можно было бы сделать тщетную попытку поверить, будто люди и не подозревают о существовании этого уголка земли.
