Мы продолжали подниматься по течению речки; в ста шагах от края долины русло ее раздваивается наподобие буквы Y, ибо она берет свое начало от двух истоков: один из них вытекает из отверстия в голой скале, достаточно широкого для того, чтобы можно было проникнуть под своды мрачного коридора длиной около ста туаз, в конце которого из земли бьет ключ; второй ее исток расположен наверху, и струи воды падают с высоты ста футов, прозрачные, словно газовое покрывало, скользя по свежему зеленому мху, устилающему поверхность скалы.
С тех пор я любовался видом чудных долин Швейцарии и роскошных равнин Италии; я спускался по течению Рейна и поднимался к истокам Роны; я сидел на берегу По, между Турином и Супергой, и передо мной высились Альпы, а за моей спиной стояли Апеннины; так вот, ни один пейзаж, каким бы живописным, каким бы величественным он ни был, не смог затмить воспоминания о крошечной бургундской долине, такой мирной, такой безлюдной и безвестной, с этой ее речушкой, такой тоненькой, что ей даже забыли дать имя, и ее водопадом, таким легким, что малейшее дуновение ветерка приподнимало его струи и брызги летели вдаль, словно капли росы.
Оба эти путешествия заняли у нас не так уж много времени, и в тот же день, в пять часов пополудни, мы вернулись обратно в Шалон. Там нам сообщили, что на следующий день один пароход, более легкий, чем остальные, попытается добраться до Макона. Путешествие в карете настолько меня утомило, что, не имея ни малейшего представления о том, удастся ли мне попасть из Макона в Лион, я все же отдал предпочтение этому способу передвижения перед всеми остальными.
На следующий день, в полдень, мы были в Маконе, однако наемных карет там либо не было вовсе, либо в них не было свободных мест. И тогда — да избавит Господь от подобного обмана даже моего злейшего врага! — лодочники предложили доставить нас в Лион по воде, утверждая, что благодаря попутному ветру мы будем там через шесть часов. Поддавшись на эти обещания, мы отправились в путь: это красочное путешествие продолжалось целые сутки! Красоту берегов Соны чрезвычайно превозносят; не знаю, возможно, виновато предубеждение, ставшее следствием ужасной ночи, которую мне пришлось провести на ее водах, но на следующий день я мало был расположен к восторгам. Что касается меня, то я отдаю предпочтение берегам Луары, и уж, во всяком случае, ничуть не меньше мне нравятся берега Сены.
Наконец, за излучиной реки, в одиннадцать часов утра, перед нами вдруг предстал соперник Парижа, восседающий на холме, словно на троне, с челом, украшенным двойной короной: античной и современной, облаченный в богатые одежды из кашемира, бархата и шелка, — Лион, вице-король Франции, чресла которого опоясывают две реки, причем один из концов этого кушака свисает через Дофине и Прованс до самого моря.
Речные ворота Лиона, через которые нам предстояло попасть в город, являют собой одновременно грандиозное и живописное зрелище: городу предшествует остров Барб, который выступает впереди, словно фрейлина, возвещающая о появлении королевы; расположенный на середине реки, этот прелестный островок служит местом воскресных прогулок щеголей из предместья.
Позади него высится, вплотную придвинувшись к городу и словно защищая его, скала Пьер-Сиз[5], на вершине которой некогда стоял замок, служивший государственной тюрьмой. Во времена волнений Лиги в эту тюрьму после неудачной попытки захватить город был заключен герцог Немурский; затем его место заняли герцог Лодови-ко Сфорца, получивший прозвище Моро, так как герб его украшало тутовое дерево, и его брат — кардинал Аска-нио; их сменил один из протестантских вождей, герой гражданской войны барон дез'Адре; и наконец, там дожидались казни де Ту и Сен-Мар, два страдальца, обреченные на смерть: один ненавистью, а другой — политикой кардинала Ришелье и вышедшие оттуда лишь для того, чтобы отправиться на площадь Терро и отдать там себя в руки неумелого палача, обезглавившего их только с пятого раза.
Молодому лионскому скульптору, г-ну Лежандру-Эра-лю, пришла в голову мысль обтесать эту огромную скалу, придав ей форму гигантского льва, изображенного на гербе города; он собирался посвятить этой работе пять или шесть лет жизни; но, похоже, власти города, к которым он обратился с этим предложением, не пожелали на него откликнуться. Уже в наши дни осуществить это намерение довольно сложно, а в дальнейшем станет просто невозможно, ибо Пьер-Сиз служит карьером всему городу, берущему здесь камень для своих мостов, театров и дворцов, и вскоре он будет больше похож не на льва, а на его пещеру
