– Там меха дешевле и красивее, чем здесь, – объяснила Наталия Николаевна.
К сожалению, в мехах и дамских нарядах я разбирался намного хуже, чем в мигренях и сердцебиениях, о чем и доложил хозяйке. Она лишь рассмеялась в ответ.
– У нас готовится свадьба. – Молодая женщина с радостью сообщила мне то, что я уже знал и так. – Моя сестра Екатерина выходит за барона Геккерна, племянника и приемного сына посланника короля голландского. Это очень красивый и добрый малый, он в большой моде и, – она смущенно отвела глаза, – четырмя годами моложе своей нареченной. – Потом она снова улыбнулась. – Шитье приданого сильно занимает нас с Катей, но приводит в бешенство Александра Сергеевича. Он все твердит, что его дом имеет вид модной и бельевой мастерской.
Я внимательно всматривался в ее лицо, пытаясь отыскать следы ревности – и не находил их. Она искренне радовалась и смеялась, что было бы невозможно, если бы г-жа Пушкина испытывала какие-то чувства к Дантесу.
Видел я и ее сестру, взволнованную предстоящим венчанием. Она казалась похорошевшей и несколько пополневшей, что ей очень шло. Щеки и глаза ее пылали. Она притворно жаловалась на то, что положение невесты крайне скучное, что хлопоты о приданом вещь отвратительная, и очень переживала: найдет ли ее маменька Жоржа красивым по портрету.
Я стал надеяться, что все успокоилась и дела пойдут, как и раньше. Увы, этого не случилось!
Выйдя с женской половины, я осмелился постучаться в кабинет хозяина дома, который он называл «каморкой», подыскивая предлог для разговора. Он ведь сам предлагал мне пользоваться его библиотекой? Не попросить ли книгу? Или лучше выразить свое восхищение вышедшим на днях четвертым томом «Современника», а особенно напечатанным там романом «Капитанская дочка», действительно чудесным.
Впрочем, ничего этого не потребовалось: я нашел Пушкина совершенно больным, в насморке. Стал предлагать лечение и услышал в ответ, что в подобным пустяком он справится сам. Но уйти просто так мне не хотелось.
– Знаю, милостивый государь, что вы не любите подобных разговоров, – начал я. – Но моя супруга уж очень просила вам передать свои восторги. Заверяю вас, они совершенно искренни и бескорыстны. «Капитанская дочка» была ей прочтена и перечитана… ах, недаром вам нравилась эта песня!
Пушкин глянул на меня мрачно, без тени улыбки или удовольствия.
– Я не стану спрашивать, пишете ли вы что-то еще, – поспешил успокоить его я.
Но и эти мои слова не вызвали в нем улыбки.
– Отчего же, не писать? Вот, пишу! – Он протянул мне лист бумаги.
«…То, что было мускус темный,/ Стало нынче камфора…» и далее в конце: «Сладок мускус новобрачным, / Камфора годна гробам», – прочел я строки, совсем не годившиеся в качестве поздравления молодым.
– Помнится, дядя ваш покойный, когда вы женились, писал про розы и мирт, а вы вдруг о камфоре, Александр Сергеевич, – обратился к нему я. – Отчего вы так нахмурены? Что вас печалит? Ведь все разрешилось. Виной всему было простое недоразумение… Этот столь неприятный вам офицер оставил вашу супругу в покое и женится на вашей свояченице… Девица счастлива.
– Вы верите в сей отвратительный спектакль, Иван Тимофеевич? – спросил он.
– Почему же я не должен в это верить? – изумился я. – Коли свадьба уж точно назначена.
– Уж больно кроткий промежуток времени потребовался Дантесу, чтобы воспылать любовью к Екатерине, – ответил Пушкин. – Как раз те две недели, что его так называемый отец выпросил у меня отсрочки после вызова.
– Да будет вам! – возразил я. – Какое вам дело до его побуждений? Супруга ваша весела, свояченица весела, честь вашего семейства не пострадала…
– Не пострадала? – воскликнул Пушкин. – Да никогда еще с тех пор, как стоит свет, не подымалось такого шума, от которого содрогается воздух во всех петербургских гостиных! Геккерн-Дантес женится! И на ком? На старшей Гончаровой, некрасивой, черной и бедной сестре белолицей, изящной красавицы, жены поэта Пушкина. Женится подлец из трусости, потому что я поставил ему ультиматум: стреляться или жениться…
Он заскрежетал зубами. Надо признать, я подумал о том, что ведет он себя самым глупым и нелепым образом, но вслух, конечно, этого не сказал.