Вечером спешно найти кого-то было довольно затруднительно, поэтому первым делом кинулись в Воспитательный дом, к Василию Богдановичу Шольцу. Шольц, бывший акушером, а не хирургом, отправил за доктором Задлером, в это время как раз делавшим перевязку раненому Дантесу. Карл Карлович служил главным врачом придворного конюшенного госпиталя и имел большой практический опыт работы хирургом, но, направляясь к Дантесу, он не захватил с собой всех инструментов, и потому ему пришлось задержаться, чтобы заехать за ними. Так что мы явились к Пушкину почти одновременно.
Больной лежал в своем кабинете, так хорошо мне знакомом, на диване. В углу комнаты валялась куча окровавленной одежды, которую никто не потрудился вынести. По количеству крови я понял, что дело крайне серьезно.
Увидев меня, Пушкин дал мне руку и спросил:
– Плохо со мной?
Я подтвердил, что нехорошо.
Пушкин попросил:
– Дайте мне воды, меня тошнит.
Голос его был ясным, хоть и негромким, выговор твердым. Я потрогал его пульс, нашел руку довольно холодною – пульс малый, скорый, как при внутреннем кровотечении; вышел за питьем и тут же отправил посыльного за своим коллегами – опытнейшими хирургами, докторами Арендтом и Саломоном.
Наталья Николаевна остановила меня в коридоре. Ей почти ничего не рассказали, и теперь она пребывала в крайней волнении. Она то и дело порывалась войти к мужу и спрашивала, что случилось. Я очень коротко объяснил ей, в чем дело, и постарался успокоить. Повинуясь взгляду господина Данзаса, я старался не вдаваться в подробности и ограничился только самыми общими деталями. После я вновь вернулся в кабинет. Наталия Николаевна хотела войти со мной, но больной просил ее удалить и не допустить при исследовании раны.
– Мне очень худо, – сказал Пушкин, с мукой поворачиваясь ко мне.
Черты лица его заострились, он был крайне бледен. Вдвоем с Карлом Карловичем мы исследовали рану, Шольц помогал нам. Во время осмотра Пушкин вел себя очень мужественно. Потом громко и ясно спросил меня:
– Что вы думаете о моей ране? Я чувствовал при выстреле сильный удар в бок, и горячо стрельнуло в поясницу; дорогою шло много крови – скажите мне откровенно, как вы рану находите?
– Не могу скрывать, что рана ваша опасная, – признался я.
– Что вы думаете о моем состоянии, говорите откровенно, – настаивал он.
– Не могу от вас скрыть: рана тяжелая и опасная, – ответил я.
– Смертельная?
Карл Карлович опустил глаза, признавая вероятность такого исхода.
– Услышим еще мнение докторов Арендта и Саломона, – с надеждой проговорил он. – За ними уже послано.
Безусловно, мнение это было более чем важно. Николай Федорович Арендт – лейб-медик Николая I, тайный советник, доктор медицины, имел опыт лечения раненых в тридцати боевых сражениях! Во время Отечественной войны он прошел вместе с армией путь от Москвы до Парижа. Его операции в Париже видели французские хирурги и дали им восторженную оценку.
Профессор Христиан Христианович Саломон возглавлял кафедру и клинику оперативной хирургии Петербургской академии, а его труды по оперативной хирургии, без сомнения, составят его посмертную славу.
Пушкин замолчал, соглашаясь с нами, но, кажется, надежды он не испытывал. Через несколько минут он сказал:
– Мне кажется, что много крови идет.
Шольц, посмотрев рану, наложил новый компресс, но сказал, что крови немного.
– Я обречен, не так ли? – спросил Пушкин.
Я подтвердил, что надежды мало, и добавил:
– Придет время, и я сочту своим долгом сказать вам всю правду. А теперь подождем все же Арендта, он очень сведущий медик, мы должны обменяться мнениями. Лишнее суждение, каково бы оно ни было, вам не помешает.
– Благодарю, – сказал Пушкин, – вы ведете себя как порядочный человек. Мне надо устроить домашние дела.
– Может, предупредить кого-нибудь из ваших родственников или друзей? – спросил я.
Пушкин промолчал, задумавшись. Потом повернул голову к книгам и произнес:
– Прощайте, мои добрые друзья.
Но нельзя было понять, к кому он обращался – к мертвым или к живым. Немного погодя спросил:
– Думаете, я проживу еще час?
– О, несомненно! Я спросил только потому, что полагал, вам будет приятно увидеть кого-нибудь из близких, например господина Плетнева, он здесь.
