Он пытался закрыть оплавленную железную дверь, ведущую в салон самолета, запереть ее изнутри. Но не мог: у порога лежал Мовлат, толкал ее в обратную сторону и радостно хохотал. Кажется, у него тоже поехала крыша.
- Где заложник? - сурово спросил подошедший Аслан. - Где все Салман и Яхъя? Чем это так воняет?
Мовлат перестал хохотать. Он перевернулся на спину и поднял глаза. На высоких залысинах лба проступила испарина. Узнавающий взгляд упорно и долго боролся с безумием. Уже теряя сознание, он все-таки прошептал:
- Их больше нет. И вы берегитесь! Оно где-то здесь и оно по-прежнему убивает
- Он что, обкурился? - пронзительный взгляд Аслана воткнулся в лицо Шанияза, - или так наложил в штаны, испугавшись обычной молнии?
- Это была не молния, - шепотом сказал Шанияз.
- Может быть, сам шайтан?
- Я не знаю, что это было. Но только я слышал, как оно говорило с Салманом, перед тем как его... убить.
Было видно, что для Аслана известие о смерти старого друга стало тяжелым ударом. Но лицо мятежного горца оставалось бесстрастным. Только несколько раз дернулся уголок левого глаза.
- Где его пистолет? - спросил он скрипучим голосом. - Кто вас учил оставлять врага за спиной?
Сквозь разбитый фонарь Мимино выполз на фюзеляж, на заднице съехал вниз. С его высоченным ростом, до кабины - рукой подать. Он принял, сложил в аккуратную кучу оружие и мешки, скептически оценил общий вес. На каждого горца теперь приходилось по два автомата, не считая всего остального. Мовлат, понятное дело, не в счет.
Беда пронеслась грозовым фронтом, оставив в душе мутную тяжесть. Чем-то их встретит земля?
Воздух сводил зубы, был чист и прозрачен, как горный родник. Предрассветный туман клочьями отлетал туда, где рождается солнце. Он уже обнажил вершины соседних гор. Лишь редкие языки темными дымом струились над плато: то стлались по ровной поверхности, то опять поднимались ввысь.
Поверхность горы, на которую сел самолет, была как гигантская лестница в две ступени. Дальний план с геодезическим знаком намного выше фронтального. Там полностью сохранился почвенный профиль и лиственный лес. Настоящий нетронутый лес с лабиринтом кабаньих троп и медвежьими метками на стволах. Дальше, по краю горы, шел скол от подножия до вершины. Как кусок гигантского торта, отрезанный важному имениннику.
На поляне, где лег самолет, обильно лежала листва. Сквозь нее, как гнилые зубы, обезображенные временем, дождями и солнцем, пробивались проплешины известняка.
Как я тут вообще сел? - спросил сам себя Мимино, - почему не разбился?
Его окружала безмятежная красота одичавшей природы, уже отдохнувшей от присутствия человека.
Что здесь было? - подумал он, - военная база, учебный центр, или погранзастава? Сейчас уже не поймешь...
Самолет лежал на боку. Из трещины в бензобаке в траншею сочилось топливо. Уже набралась солидная лужа.
- Эй, на борту! - закричал Мимино, - нужно дергать отсюда! Тут все в керосине, сгорим к чертовой матери!
- Понял! - ответил Аслан, - а ну, мужики, помоги!
Они с Шаниязом тащили на выход упирающегося Мовлата. Злой чечен громко визжал и цеплялся руками за все, что попадалось под руку.
Авиаторы молча переглянулись, но ослушаться не рискнули и дружно пришли на помощь. Больного связали бинтами, а в рот ему сунули кляп.
- Мимино, принимай!
- Опускайте его на веревке!
- Уснуть бы ему, - тихо сказал механик, ни к кому конкретно не обращаясь, - глядишь, оклемается. Крыша - она ведь штука непредсказуемая. Вот взять моего кума. Уж на что мужик образованный...
- Этих куда? - по чеченски спросил Шанияз, имея в виду экипаж, - пускаем в расход?
- Тебе что, от этого легче станет? - фыркнул Аслан, - Патроны беречь надо. Кто знает, где мы и что впереди? Пусть идут с нами. Будут нести больного Мовлата и тело Салмана.
- Он же сгорел.
- Я дал слово и должен его выполнить: отнести на равнину хотя бы то, что от него осталось. Пророк Мухаммед не единожды говорил, "когда человек обременен долгами, он обязательно лжет, рассказывая о чем-нибудь, и отступается, пообещав что-нибудь". Я не хочу стать таким: Салман должен быть похоронен рядом с могилами своих предков. И я без него не уйду.
