- Если будет хорошее пиво, можно и в баньку.
- Пиво будет. А бабы?
- Что бабы?
- Каких ты предпочитаешь: блондинок, брюнеток, помоложе, постарше?
Сашка расхохотался:
- Такие мочалки что нравятся мне, встречаются только на русском Севере. И то очень редко. А у вас на Дону их и с ментами не сыщешь.
- Это что ж за мочалки такие? - обиженно крякнул "куркуль" и дал по газам. Было видно, что ему, краеведу и патриоту, очень обидно за родную Ростовскую область. Уж что-что, а по части баб...
- Негритянки, или эти... которые чукчи? - выдвинул версию коротышка, - так и у нас есть такие: В РИСИ и, опять же, в РИИЖДе...
- Негритянки, мулатки, японки... какая разница, мужики? В бабах не это главное!
- А что же??? - хором спросили представители донского казачества.
Интрига, похоже, достигла своего апогея.
- Главное, - с чувством сказал Мордан, - чтоб была у нее крутая русская задница, широкая, как мечта: в тридцать шесть сдвоенных кулаков.
Амбал механически сдвоил ладони, сжал кулаки. Потом положил их на спинку сидения, что-то в уме прикинул и взорвался гомерическим хохотом.
- Таких не бывает, - выдавил он сквозь слезы.
- Знаю, что не бывает, - грустя, согласился Мордан, - а знаешь, как хочется?
- Молодца! Ай, молодца! - трясся всем телом куркуль. Его необъятный живот, квадратный, как запаска парашютиста, выпрыгнул на баранку и всячески выражал свое одобрение...
Прощай, Сашка, - подумалось мне, - я оставляю тебя надолго. Кажется, началось...
Самолет не сгорел, не разбился. Он грузно планировал на край вертолетной площадки, обустроенной в этих горах неведомо кем. Для пилота это был единственный шанс: пройти ее по дуге, из угла в угол, постепенно смещаясь влево, к поднимающейся на перевал грунтовке. Мимино рассчитал все, кроме посадочной скорости: не взял во внимание разреженный горный воздух.
Дымились тормозные колодки, но она оставалась выше любых допущений. Лайнер брезгливо взбрыкивал задом, подпрыгивал на ухабах, взмахивал скрипящими крыльями. Он был похож на большого подранка, уходящего от хищного зверя.
Грунтовка шла на подъем, потом поворачивала и резко ныряла в лес. Но пилот и теперь успел вовремя отвернуть. Под крыльями пронеслась пара кирпичных строений, нечто, похожее на блиндаж, землянки, турник, полоса препятствий... и все! Какая же полоса без учебных окопов? Скрипнули тормоза, но было уже поздно: самолет закружило на месте и бросило в яму.
Гулко лопнул фонарь пилотской кабины, посыпались осколки стекла. В лица ударил морозный воздух и капли воды - горы обычно встречают рассвет обильной росой. Было очень раннее утро, когда все на свете кажется серым.
Минут через пять после посадки во всем самолете стоял колотун. Потухло все, что еще продолжало тлеть. Взмок даже железный огнетушитель, катавшийся между кресел. Он свое отработал еще в полете: под ногами чавкала грязная пена. Но всем, кто находился в кабине, было не до таких мелочей. Это был самый первый миг возвращения к жизни, момент второго рождения, осознания обновленного "я" с новой точки отсчета. Никто не знал, что следует делать, а если делать - с чего следует начинать.
Мимино был раздосадован, недоволен собой как пилотом. Вот ненормальный! Ему-то что за беда? Подумаешь, морду помял, слегка надломил крыло, немного проехал "на брюхе". Главное - люди живые. К тому же, с такой укороченной полосы "Ил" все равно никогда уже не взлетит. Разве что, в качестве груза, на вертолете.
Он продолжал сидеть в кресле пилота, держа в зубах сигарету, перевернутую фильтром наружу - прикуривал и никак нее мог прикурить. Спички ломались в его напряженных пальцах.
- Где мы? - хрипло спросил Аслан. - Кто-нибудь может сказать, хотя бы примерно?
- Не знаю, кацо, - Мимино прикурил, поперхнулся едким, вонючим дымом, закашлялся и бросил окурок на пол. - Одно лишь могу тебе точно сказать: это не Ханкала.
- Эй, кто-нибудь! - закричали из тамбура. Голос был искажен закрытым пространством, но кажется, это был Шанияз. - Кто-нибудь, помогите!
