Ичигаев смотрел на старого вора с нескрываемым уважением. Вот это башка! Такого б смотрящего к нам на тюрьму - всех бы поставил на цырлы!
Законник вгрызался в тему, цеплялся за каждую мелочь, скрупулезно перебирал никчемный словесный мусор, а если нащупывал ниточку, тянул за нее до обрыва, до самой последней возможности. Сначала Заур отвечал на вопросы, не совсем понимая их скрытый смысл. Постепенно в его голове проступали неясные контуры, а сквозь них, как сияние - истина.
- Задержись на недельку в Ростове, - сказал вдруг, Терентий Варламович, - дельце одно надо бы обсудить.
- Насчет моих косяков?
Чига знал о претензиях местной братвы. Во главе "интендантской группы" он шакалил в Ростовской области: подломил магазин, склад и не сдал ни копейки в общак. Но это еще полбеды: в общей сложности, по его разбойным делам получили срока шесть человек. Их назначали крайними и после допросов с пристрастием, все они сознавались в содеянном. Реалии таковы, что нормальных ментов в МВД совсем не осталось. Многих ушли, другие уволились сами - разбежались по частным охранным структурам, от безденежья и беспредела. Осталось одно дерьмо. А дерьмо лучше всех умеет повышать процент раскрываемости: нет теперь доказательной базы, нет опроса свидетелей. Что б ни случилось на вверенной территории, они идут по домам. Берегись, кто имеет судимость, кто нигде не работает, кто дружит с иглой и бутылкой! Схема проста: менты вышибают дверь, бьют дубинкой по голове, и только потом спрашивают: "Где ты был с такое то по такое то время?!" Кто с бодуна, или просто не помнит - тот и преступник.
- Кто из нас в юности не "косячил"? - улыбнулся Черкес. - Тема будет покруче. Так ты обещаешь?
- Хоп! - ответил Заур, и чиркнул по верхней челюсти ногтем большого пальца.
Только теперь он поверил, что это - свобода.
Виденье исчезло: погасло, как экран телевизора, превратилось в яркую точку. Это была точка возврата. Временная петля завершила свой полный круг.
Я упал очень неловко - на ребра левого бока. Сердце зашлось, боль нахлынула вслед за реальностью. Мой разум, как теннисный шарик, взлетел над израненным телом.
Первым делом, я отыскал Никиту. Ему тоже было несладко: автоматные пули впивались в грудь и в живот, выдирали с подкладкой клочья одежды. Наклоняясь все ниже, он спиной нависал над обрывом и, наконец, сломался - грохнулся вниз шумной бесформенной кучей.
По мне, по нему, по бывшим заложникам били почти в упор. Тех, кто стрелял, было всего лишь трое, но они знали дело не хуже Никиты и спокойно, без суеты, выполняли приказ "разыскать и вернуть пропавшие доллары, уничтожить возможных свидетелей".
Всхлипывали осколки и пули, разрывая мягкую плоть, звучно хлопали выстрелы из "подствольника". Древние, как война, рвались безотказные "фенечки". Гранаты ложились кучно, присыпая известковою пылью фрагменты человеческих тел.
В этих горах жизнь дешевле патрона. Бортмеханика ранило в горло, второму пилоту разворотило живот. Остальные погибли почти мгновенно, после первой же серии взрывов.
Что я мог сделать для них? Отмотать секунды назад за минуту, за час до начала атаки? Но это была бы совсем другая реальность. Эталонное время ревизии не подлежит. Все случилось слишком внезапно и кажется, в этой жизни все уже мной проиграно.
Нет, я и не думал сдаваться. Не раз и не два пытался унять, заблокировать боль, хотя бы на миг отодвинуться в прошлое, зализать там телесные раны, что нужно - регенерировать. Но... все эти попытки так остались попытками. Меня, как клещами, сковало мощное биополе с неземной, вяжущей энергетикой. Слишком мощное для того, чтобы связать его с человеческим разумом.
Только в одном мне чуть-чуть повезло. Мое тело попало в "мертвую зону". Гранаты летели слишком полого. По такой траектории им было его не достать, а от прямых попаданий меня ограждал окровавленный труп Нурпаши.
Наконец, пыль улеглась. Горное эхо стихло на дне ущелья. Только тогда автоматчики вылезли из укрытия. Камуфляжа такой расцветки я ни разу не видел. Как будто ожили, вдруг, три глыбы известняка, заросшие древним мхом и пошли, прикрывая друг другу спины, держа наготове оружие. Каждый их шаг был продуман и выверен. За мокрыми спинами скалилась смерть.
