А теперь спросите себя: „Как отличим в наслаждении хорошее от дурного?“
Идите в поля и в сады свои, и узнаете, что для пчелы услада – собрать мед с цветка,
А для цветка услада – отдать мед пчеле.
Ибо для пчелы цветок – источник жизни,
А для цветка пчела – посланница любви.
Давать и получать удовольствие для них – и потребность, и наслаждение.
Жители Орфалеса, услаждайте себя, подобно цветку и пчеле».
И поэт попросил: «Скажи нам о красоте».
И он ответил:
«Где вы станете искать красоту и как найдете, если не избрали ее стезей и проводником своим?
И как будете говорить о ней, если она сама не соткет речь вашу?
Скорбящие и израненные говорят: „Красота заботлива и нежна.
Как молодая мать, которая немного стыдится исходящего от нее сияния, ходит она среди нас“.
А необузданные говорят: „Красота могуча и ужасна.
Как ураган, потрясает она землю под ногами и свод небесный над головою нашей“.
Усталые и истомленные говорят: „Красота нашептывает душе.
Голос ее в тишине нашей как пламя свечи, дрожащей среди теней“.
А беспокойные говорят: „Мы слышали ее громовый голос в горах,
И стук копыт, и хлопанье крыльев, и львиный рык“.
Городские стражи говорят в ночи: „Красота явится с Востока вместе с утренней зарей“.
А в полдень труждающиеся и путешествующие говорят: „Она являла нам свой лик в окне заката“.
Зимою заметенные снегом говорят: „Она придет с весной, прыгая с холма на холм“.
А измученные летним зноем жнецы говорят: „Она танцевала среди осенних листьев, и в волосах ее запутались снежинки“.
Так, каждый на свой лад, говорили вы о красоте,
Не подозревая, что говорите о неудовлетворенных желаниях.
Но красота – не желание, а упоение;
Не жаждущие губы и не протянутая за подаянием рука,
А пылающее сердце и очарованная душа.
Красота – незримый образ и неслышимая песнь;
Вы видите ее закрытыми глазами и слышите затворенным слухом.
Это не соки под бугристой корой и не крыло в придачу к когтям,
Но сад, цветущий круглый год, и сонм ангелов в вечном полете.
Жители Орфалеса, красота – это жизнь, откинувшая покров с божественного лика.
Так вот, вы – и жизнь, и покров.
Красота – это вечность, смотрящаяся в зеркало.
Воистину вы – и вечность, и зеркало».
И старый жрец попросил: «Скажи нам о религии».
И он ответил:
«Разве я говорил сегодня о чем-то другом?
Не есть ли она и мысль, и деяние, равно как и чудеса, и откровения, которые нам преподносит душа, даже когда руки наши обтесывают камень или заняты ткацким станом?
Кто сумеет отделить веру свою от поступков и убеждения свои от повседневных дел?
Кто разобьет свой день на часы со словами: „Эти для Господа, а эти для меня, эти для души, а эти для тела?“
Ваши крылатые часы летят сквозь пространство от одной живой души к другой.
Тому, кто носит мораль, как выходное платье, лучше ходить голым —
Не превратится тело под ветром и солнцем в дырявое рубище.
Тот, кто каждый шаг поверяет моралью, держит певчую птицу в клетке,
В неволе же вольных песен не поют.
Для кого-то молитва – окно, открываемое по желанию, и не ведает он, что душа его всегда распахнута настежь.
Повседневная жизнь – вот ваш храм и ваша религия.
Прежде чем войти в этот храм, возьмите с собой все свое достояние:
И плуг, и кузнечный горн, и пестик, и лютню,
Сотворенные для нужд и для удовольствия.
В молитвенных грезах не вознестись вам выше своих свершений, как не упасть ниже своих неудач.
А еще возьмите с собой все человечество —
В молитве своей не превысить вам его надежд, как не пасть ниже его отчаяния.
Не ждите от Бога ответов на все загадки.
Лучше посмотрите вокруг и обнаружите Его играющим с вашими детьми.
Поднимите глаза к небу и увидите Его в облаке с молниями в руках, проливающимся дождем.
Найдете Его улыбающимся из каждого цветка и машущим ветками деревьев».
Тогда вновь обратилась к нему Альмитра: «А теперь расскажи нам о смерти».
И он сказал:
«Вы хотели бы постичь тайну смерти.
Но как это сделаете, если не будете искать в гуще жизни?
Сыч, не видящий днем, не разгадает природу света.
Если воистину хотите узреть дух смерти, широко откройте свое сердце для жизни.
Ибо жизнь и смерть – одно, как река и море.
