Когда Есенея спрашивали, зачем он хранит свое ружье под подушкой, он обыкновенно отвечал присловьем старого акына:
Не говори, что сгинул враг —
Он спрятался в овраг.
Не говори, что вор исчез —
Под шапку он залез.
… Разозленный Есеней в одном нижнем белье выскочил с ружьем из юрты. Долго не раздумывая, он бежал вперевалку к верблюжьему стану, к оврагу. Пронизывающий даже на бегу ночной холод постепенно возвращал ему трезвую сообразительность. Он сбавил скорость и стал рассуждать: допустим, мои подозрения справедливы. И я его сейчас убью. Или убью мою токал. А что тогда?
Он представил себя как важного влиятельного Есенея. В душе он считал себя таким — вожаком округа, уважаемым хорунжим. Ну, а если вожак из-за бабы, как она ни мила, убьет человека? Чего доброго, его отдадут под суд. И все-таки он их выследит. Выследит и… И вот тут Есеней никак не мог найти правильного решения. Стрелять? А надо ли стрелять?
… В этот час неподалеку от спящих верблюдов Чингиз и Улпан предались ласкам. Утомленные, они не переставали радоваться своей молодой жаркой близости. Их первую встречу омрачили лаем волкодавы. Но, узнав Улпан, притихли и они, рассевшись на краю оврага и навострив уши, словно оберегали свою хозяйку. Спустя некоторое время они почуяли выбежавшего из юрты Есенея и бросились ему навстречу, снова подняв истошный лай.
Улпан встрепенулась. Невольно стал всматриваться в ночную темноту и Чингиз. Улпан первая узнала Есенея и задрожала всем телом.
— Ой! — вскрикнула она. — Мой бай идет сюда.
— Ну хотя бы и он. — Чингиз был не из пугливых.
— Джигит мой, господин мой, — с тревожной мольбой шептала Улпан, дрожа от страха. — Ты его не знаешь. Он уже испытал вкус крови. Он тебя так не отпустит. Беги в тальник, торе-жан. Скорее беги.
Но Чингиз считал бегство постыдным. С ним была его неразлучная сабля, и, в крайнем случае, он мог постоять за себя. Ему казалось унизительным показать свою спину Есенею, который происходил из простых скотоводов. Он продолжал упрямиться и после уговоров Абы, вынырнувшего из кустарника в опасную минуту.
Но к счастью Есеней ничего не увидел. Его окружили собаки, взвизгивая и ласкаясь. Он постоял, постоял в раздумье, ежась от холода, и повернул обратно.
— Ушел, значит, — презрительно прошептал Чингиз. — Я бы показал старому волку, на что способен молодой лев.
Может быть, в душе он был и доволен, что столкновения не произошло. А к откровенной радости Улпан примешивалось чувство досады: надо же было появиться ее толстому баю, когда он был меньше всего здесь нужен. Теперь уже не продолжишь встречи с милым. Да и когда еще ей суждено повториться?
— Прощай, джигит мой, я пойду…
Чингиз не находил слов для расставанья. Не мог он больше и задерживать Улпан. Он силился представить, что ожидает бедную его возлюбленную после этого неосторожного пылкого свидания. Печально он ей сказал:
— Надеюсь, что старый волк не посмеет тронуть тебя, Улпан. А если что-нибудь случится, найди способ дать мне весточку. Я тогда посчитаюсь с ним, последние зубы его вылетят.
— Не твоя это забота, мой джигит, не вздумай защищать меня, — грустно отвечала Улпан. — Как жила, так и буду жить. Волк не съест ягненка, благословенного судьбой. Как судьбой положено, так и будет. Но не думай, мой джигит, что старик — слабый враг. Зубы у него еще крепкие. И злость он умеет копить, и кусается больно. Смотри, чтобы он не повредил тебе.
Время было уходить каждому к себе в юрту.
— Помни мои слова, торе! — напутствовала Улпан Чингиза. — Вокруг нашего аула старик расставил много капканов. Капканы крепкие. Попадешь в такой, захлопнется так, что не выберешься. Не вздумай повернуть коня к нам. Объезжай стороной наш аул.
— Посмотрим, милая. Прощай!
И они разошлись.
Поразмыслив перед сном, Чингиз понял, что вряд ли он когда-нибудь вернется сюда. Он еще раз представил милые черты Улпан, ее горячие ласки. Какая она пленительная! Но у него было много и других встреч. И они забывались, как забудется, должно быть, и эта ночь.
Улпан не знала, что ее ждет в юрте мужа. Дрожа всем телом не столько от ночного холода, сколько от волнения, с трудом преодолевая страх, она тихонько вошла под войлочный свод в могильную темень. Есеней мирно похрапывал. То ли он действительно спал, то ли притворялся. На цыпочках Улпан добралась до своей постели и бесшумно шмыгнула под одеяло.
