В сумерки, никому не сказав ни слова, Абы направил коня к дому Есенея, но не напрямик, а так, чтобы заехать туда со стороны оврага. Как и многие степняки, он обладал способностью быстро запоминать местность. В тальнике он привязал коня и неторопливо побрел пешком вдоль оврага.
А мы теперь вернемся к Улпан, потерявшей покой с той минуты, когда она увидела Чингиза.
Сразу после того, как Улпан вошла младшей женой в дом Есенея, она добилась полного доверия мужа и так безупречно вела себя, что все двести глаз и ушей Сибана не могли уличить ее в чем-нибудь предосудительном. Есеней убедился в верности своей токал и постепенно стал выполнять все ее желания. Ей не надо было повторять однажды высказанную просьбу. Улпан приобретала власть в доме. За несколько месяцев она сумела так прибрать к рукам Есенея, что отлучила его и от старшей жены — байбише Каникей. Юрту Каникей теперь ставили в ауле ее младшего брата Еменалы — туда от аула Есенея долго было и верхом скакать. Теперь многие люди, чьи дела, а порою и судьба, зависели от Есенея, шли сначала на поклон к Улпан, заискивали перед ней, старались вручить ей подарки. За любой помощью шли прямо к Улпан. И она ни в чем не отказывала. Лошадь попросят — давала лошадь. Подвода понадобится — езжай, пожалуйста. Шерсть тебе нужна — поделится и шерстью, не говоря уже о мясе и молоке. Она не очень-то берегла богатство, нажитое Есенеем, а он смотрел сквозь пальцы на ее расточительность. Ласково отзывались о ней в соседних аулах: Улпан-жан, ладони, готовые помочь, щедрая хозяйка. А когда она родила дочку, и дочка круглыми глазенками и большим носом удивительно походила на отца, к Улпан стали относиться еще уважительнее.
Должно быть, и дальше укреплялась бы молва о достой-ной молодой жене, но на свою беду повстречалась она с Чингизом.
Улпан не раз приходилось слышать о султане Чингизе. О его уме, храбрости, привлекательности. Хоть бы посмотреть на него, втайне мечтала она. И вот он появился. Молодой, с тонкими черными усиками. И как ему шла офицерская форма, делавшая его еще стройнее. И эта сабля с золотым эфесом. Но прежде всего она видела его глаза. Быстрый горячий взгляд.
Улпан влюбилась сразу: вот мой джигит! Заговорить с ним она не смогла. Побаивалась Есенея. Но на его горячий взгляд она успела ответить горячим взглядом. Глазами она стремилась ему сказать: «Наступит ли день, когда мы будем вместе?»
И когда Чингиз покинул юрту, она выскользнула за ним вслед.
Но еще в юрте она уловила недовольство Есенея. Едва ли не впервые в нем пробудилась ревность. Улпан поняла это. Особенно после его деланно равнодушных слов:
— Да, этот сынок Вали-хана вырос в красивого джигита. — Сказал и внимательно посмотрел исподлобья. Женская хитрость пришла на помощь Улпан. Она сделала вид, что похвала Чингизу прошла мимо ее ушей. Ее ответ звучал скорее как возражение мужу:
— Говорили, эти торе необыкновенно опрятны. Кажется, так оно и есть. Но нет у этого Чингиза подхода к человеку. Важничает очень… А о красоте его… Да кому она нужна? Ведь с лица не воду пить!
Есеней что-то пробурчал, так и не уразумев, что хотела сказать этим Улпан.
А думала Улпан совсем о другом. Встречусь ли я с тобой, мой джигит? Где та тропинка, которая приведет тебя ко мне? А может быть, ты на меня взглянул совсем случайно? Не обманываюсь ли я? Но если ты посмотрел на меня взглядом влюбленного, значит — я еще раз увижу твои глаза.
Где же та тропинка, снова повторила она про себя. И вспомнила тальниковый овраг. Его называли тоем — праздничным оврагом. Сколько в нем уединенных мест! Почему бы ночью, когда все уже спят, не прийти туда моему джигиту? Почему бы не встретиться там нашим тропинкам?
Под вечер, как всегда, она прошла к тому склону оврага, где располагались на отдых верблюды. Еще в детстве, в ауле отца, Улпан любила возиться с верблюжатами. Особенное удовольствие доставляло ей ставить их на колени. Она сохранила и теперь эту свою привычку. В пору ее замужества у Есенея было около двух с половиной сотен верблюдов. И Улпан любила помогать верблюжатникам.
И сегодня все происходило, как обычно.
