И еще более горькая весть: мать и Чорман едут вместе, невеста с ними.
Чингиз вспоминал обещание матери приехать в Омск и устроить той в честь окончания ученья. Время исполнить обещание приблизилось. Но мать почему-то не поехала прямо через Кзылжар. Значит, этот крюк в три раза больше обычного пути сделан ради дочери Чормана. Значит, мать узнала о его отношениях с Диль-Афруз. Значит, они попытаются принести ей и мне несчастье. Пусть приезжают! Пусть пытаются! Я буду стоять на своем. В крайнем случае останусь в Омске. Мне же предлагают здесь службу. Что они тогда со мной сделают?
Так, рассуждая сам с собой, Чингиз предчувствовал неминуемую схватку. По возможности мягко, чтобы не напугать свою Диль, он рассказал ей об этом.
Впрочем, омским казахам и даже всем мусульманам было уже известно во всех подробностях и о поездке, предпринятой Айганым и Чорманом, и о событиях, происходящих в доме купца первой гильдии Сейфсаттара. Слухи эти коснулись и ушей Диль-Афруз еще до того, как с ней начал разговор Чингиз. Одинокой птицей, застигнутой в ровной степи бураном, чувствовала она себя. Куда бежать, где спрятаться, что делать? Она представляла неукротимый нрав Айганым, властную степную силу Чормана. Ей было хорошо известно, что Чингиз не только уважает мать, но и побаивается ее. И без того неприятный приезд Айганым и Чормана совсем омрачился появлением в Омске Зейнеп, любимой дочки султана и келин ханской вдовы.
Все это пришло на память Диль-Афруз в минуты разговора с Чингизом и с новой силой взволновало ее смятенную душу. Диль не выдержала, ахнула и упала в обморок. Но даже когда она пришла в себя, Чингизу не легко было ее успокоить. Ей было худо еще и потому, что в доме все знали о случившемся, а отец в это время находился по своим торговым делам в Семипалатинске. Ведь только гибкая камча Сейфсаттара могла навести порядок, прекращала споры четырех жен. Они и в обычное время постоянно ссорились, жили как кошки с собаками, желая друг другу зла. Они не здоровались между собой. Но если можно было сделать хотя бы одной из них какую-нибудь пакость, три остальных дружно объединялись. Так случилось и на этот раз. Все три жены злорадствовали, нагло подсмеивались и над Диль-Афруз и над ее матерью. Гульхан беспомощно суетилась и причитала у постели дочки.
Диль-Афруз пролежала несколько дней, в рот ничего не брала, кроме воды. А когда она наконец встала, в Омск приехали виновники ее несчастья.
На берегу Иртыша стояло несколько юрт аула рода Каржас, и сородичи со всей щедростью были готовы оказать гостеприимство своему султану Чорману. Здесь Чорман и остался. Айганым, направлявшаяся в дом Габдиррахима, сказала ему на прощанье:
— Слушай, Чорман, сына я все равно заставлю повиноваться, захочет он поступать по-моему или не захочет. Но ты сам не передумал? Дай мне еще раз согласие на брак наших детей.
И Чорман опять подтвердил, что слова своего он не меняет:
— Все в нашей воле. Они уже вошли в возраст. Шариат разрешает жениться и раньше.
На том и расстались.
Едва голова коня, впряженного в повозку Айганым, кос-нулась ворот подворья Габдиррахима, как сам грузный хозяин выбежал навстречу. Хитрый имам, он был готов к ее приезду и хорошо знал все его обстоятельства. Однако сделал вид, что ничего не подозревает и просто обрадован неожиданному появлению почетной Гостьи.
— О-о, байбише, добро пожаловать. Как мы давно не виделись! — лебезил он скороговоркой. Несмотря на свою полноту — он обрюзг и ожирел за эти годы, бородка и усы с одинокими прежде сединами тоже стали теперь чернобелыми — ловко подскочил к повозке, легко приподнял крупную отяжелевшую Айганым и поставил ее на землю:
— О-о, байбише, прошу в дом…
Довел ее до порога, пропустил вперед в открытую дверь, и, осторожно поддерживая ее локоть, проводил в просторную гостевую. В комнате этой обычно останавливались богатые баи, мирзы, именитые бии, властительные представители дуанов и всяческие ученые или влиятельные мусульманские священнослужители. Весь дом Габдиррахима был убран в восточном стиле и, в особенности, комната для гостей: ее стены, сплошь увешанные коврами, сияли яркими пламенеющими узорами. На устланном ворсистыми коврами полу лежали и шелковые одеяла с подушками.
