– Откуда тебе знать, сколько я зарабатываю! – окрысился я. – Пятьдесят монет!
– Скинь пятерку, и я куплю все четыре камня. Сто восемьдесят флоринов. Прикинь сам. Целое состояние. Тебе больше никогда не придется заниматься тем, чем ты занимаешься, чтобы заработать на хлеб и пиво. Осядешь в тихом местечке, купишь себе постоялый двор, получше этого.
Я мрачно смотрел на него, затем опустил плечи:
– Черт с тобой. Сорок пять за камень.
– Все четыре при тебе?
– Нет. Только этот. За остальными надо ехать.
– Далеко? – невинно поинтересовался он.
– Не твоего ума дело.
– Просто пытаюсь понять, успею ли я собрать деньги, – постарался разрядить обстановку законник.
– Успеешь. Я теперь сюда приеду не раньше осени.
– Но этот камень продашь сейчас?
– Давай деньги, и он твой.
Руджеролло достал из кошелька золотую монету, положил на край стола.
– Это аванс. Остальное будет завтра к вечеру.
В отличие от Билеско, улицы здесь не освещались. Накрапывал мелкий дождик, даря свежесть и усиливая запах уже отцветающих лип. Я прятался возле городского колодца, и поблизости была лишь блохастая псина, осторожная и брехливая, наблюдавшая за мной из укрытия ближайшей подворотни. Рядом находилось маленькое кладбище, и хоть оно и скрывалось за высокой стеной, я слышал тихие шепотки – кто-то из иных существ не спал нынешней ночью.
Шаги человека, который и не думал скрываться, раздались со стороны центральной улицы. Я увидел изящный белый силуэт, и Гертруда оказалась рядом.
– Как прошло?
– Как мы и предполагали. Он готов купить камень, но не показать нам того, кто похож Константина.
– Законник сам виноват. Ему давали шанс отойти в сторону, – с меланхолическим равнодушием произнесла она. – Идем до конца?
– Спрашиваешь. Что с нашими друзьями?
– Спят безмятежным сном. Раньше следующего вечера в себя не придут.
Я представил рожу Джанкарло:
– Они будут чертовски злы.
– Пусть злятся. Мы уже будем далеко.
К дому Руджеролло мы подошли через пять минут, так никого и не встретив по дороге. На первом этаже была лавка, на втором – жилые помещения. Гера на несколько мгновений прижалась лбом к дощатой двери, закрыла глаза. Я поглядывал по сторонам, надеясь различить в чернильном мраке хоть какое-то движение, но все было тихо, если не считать легкого шелеста дождя по крышам и мостовой.
– Там трое, – наконец сказала Гертруда. – Два человека и собака. Все спят.
– С псиной возникнут проблемы?
– Только не когда с тобой колдунья. Дверь крепкая. Будет много шума.
– На окнах первого этажа ставни. Но не на втором. Погоди. Я залезу наверх. Там должно быть легче.
Металл водосточной трубы холодил кожу, лезть было невысоко, так что я быстро оказался на выступе, свесился вниз, протягивая моей спутнице руку. Она легко подпрыгнула, наши пальцы переплелись, и я одним движением поднял ее к себе.
Она мягко подула на стекло, и то выгнулось пузырем, точно было сделано из мыльной воды, а затем беззвучно лопнуло, превратившись в мелкий белый песок, осевший на пол. Я просунул руку в получившееся отверстие, повернул щеколду и распахнул раму.
Гертруда остановила меня и отправилась первой.
В соседней комнате горел тусклый свет. Снизу раздавался негромкий храп.
– Жди здесь, – приказала мне Гера, легко сбежав по ступенькам во мрак.
Она вернулась через минуту, храп звучал так же, как и прежде.
– Женщина. Теперь не проснется. За мной.
Чувствовала она себя совершенно уверенно, как будто каждую ночь вламывалась в чужие дома.
Свет в спальне Руджеролло давала стоявшая на столе свеча. Гертруда громко хлопнула в ладоши, заставляя огонь подпрыгнуть к потолку, освещая каждый темный уголок в комнате, с интересом глядящего на нас пса йонмерской породы, и законника, спавшего на узкой кровати.
Я выдвинул стул, сел на него, видя, как человек просыпается и пока мало что понимает. Впрочем, надо отдать ему должное, соображал он очень быстро. Маленький пистолет с колесцовым замком, прятавшийся под подушкой, оказался в его пухлой руке. Щелкнул спусковой крючок, ударила искра, из дула пошел жалкий сизый дымок.
– Какой конфуз. – Я огорченно цокнул языком.
Руджеролло, вооруженный дагой, уже был готов к бою.
