А теперь он избитый и униженный. И кем!
Оду, посвященную дочерям, он уничтожит, разорвет в клочья. Так он ответит на то, что с ним случилось, хотя, конечно, это его мало утешит. Он хотел бы наказать своих обидчиц страданиями.
«Вот было бы хорошо, если бы их посадили в тюрьму! – подумал Ду-с. – Да, да, чтобы их арестовали и увезли».
От этих мыслей ему делалось легче.
Он дождался, когда в комнате его дочерей погаснет свет, и только тогда вернулся к себе.
Теперь он бросался к двери и прислушивался к шорохам.
Страх перед новым унижением сделал его очень подозрительным. Это было чрезвычайно неудобно, мешало сосредоточиться даже на самых простых, обычных делах.
С юности он стремился к различным удобствам, а теперь лишился даже привычного комфорта.
Впервые побрившись не в ванной, а у себя в комнате, Ду-с выругался: «Это черт знает что такое! Это глупость!»
За дверью было тихо. Дочери ушли на службу.
Ду-с выгладил и надел рубашку. Повязал галстук. Надел пиджак. Сунул ноги в начищенные ботинки.
Он гордился тем, что из прочих курьеров выделяется не только осанкой, но и внешним видом. Всегда аккуратно одетый, выбритый и причесанный. В кармане пиджака – свежий платок и расческа, в другом кармане – маленькая записная книжечка и сувенирный карандаш, чтобы записывать мысли и впечатления.
Вдобавок у него красивый кожаный портфель.
Ду-с несколько раз повернулся перед зеркалом, вышел из комнаты и не успел сделать и двух шагов в коридоре, как из кухни выбежали дочери и плеснули ему в лицо жидкими помоями.
Злые, коварные, жестокие, они снова затаились и ждали, чтобы совершить эту подлость!
Ду-с не пошел на службу. Его трясло. Он дрожал от страха. Плакал от обиды. Еще никто не унижал его так беспощадно, изощренно и отвратительно. Плеснули в лицо жирными, мерзко пахнущими помоями с рыбьей требухой!
Его тошнило. Он распахнул окно и стал вдыхать свежий воздух, а в голове у него разразилась настоящая гроза. Он хрустел зубами – так ненавистны были ему две эти полные, сутулые особы в одинаковых мужских очках, которые живут с ним в одной квартире. Ах, если бы они сейчас умерли! Отравились бы, задохнулись или утонули!
Да, он желает им смерти и ничуть не смущается этого!
Они, конечно, не умрут. Но он не опустит руки, а отправится с заявлением в милицию. Засудит двух подлых негодяек!
Ду-с, впрочем, не знал, как ему выйти на улицу. Ведь он боялся даже высовываться в коридор.
Он стал глядеть на дерево за окном и подумал: «Вот где спасение!» В детстве он никогда не разделял таких развлечений своих сверстников, как беганье по крышам или лазанье по деревьям, а сейчас ему очень хотелось очутиться на дереве и воспользоваться им как лестницей.
Ду-с взобрался на подоконник, рассчитал, как нужно прыгнуть, чтобы оказаться на дереве, и прыгнул.
Ему было страшно, но он все-таки прыгнул.
На его крики и стоны прибежали люди, и один из них повез Ду-са на своей машине в больницу.
Упав с высоты третьего этажа, Ду-с сломал обе ноги и руку.
В больнице его поместили в шестиместную палату, принесли на обед суп, кашу и кисель, но от тоски он не мог есть. Его охватило уныние. Ему хотелось зарыдать, и он зарыдал бы, если бы не стеснялся.
Как бы ему хотелось уснуть и проснуться уже здоровым!
Он не спал всю ночь, неслышно бормотал и всхлипывал. Почему с ним приключилась этакое несчастье? Откуда оно взялось, такое огромное?
Он не пьяница, не сквернослов, не лентяй, не невежда. Каждый день, обращаясь с людьми, он проявляет столько любезности, что некоторые хвалят его тут же, не сходя с места.
А внешняя привлекательность – разве последнее дело?
Каждую ночь Ду-с рассматривал свою жизнь, как картину. Некоторые фрагменты разглядывал особенно пристально, те, что были наиболее приятны.
Как много дел в его жизни заканчивались благополучно! Когда же все изменилось? Вероятно, в тот день, когда обнаружилось, что его дочери непривлекательны, ленивы и неряшливы. Пожалуй, они были еще детьми.
Ду-с стал винить жену и дочерей – только они, и никто другой, виноваты в его гибели. Ведь он был счастливым человеком, наслаждавшимся жизнью, а теперь сражен ударом судьбы.
